Григол Абашидзе - Долгая ночь

Икалтоели работал без устали. На него тоже находили часы и дни исступленного, неистового вдохновения. Тогда он сутками не выходил из храма, не отпускал и помощников. Но как только он замечал, что вдохновение слабеет, покидает его (или, может, брала свое усталость), бросал кисти, и жизнь вылетала из колеи.

Денег у него было много, все его уважали и любили. Сам он отнюдь не чурался ни одной из земных услад. Сладко попить и поесть, забыться в объятиях персиянки или турчанки, и все это так, чтобы вино лилось рекой, чтоб не смолкали заздравные речи и звон чаш, чтобы день перепутывался с ночью, — вот образ жизни Икалтоели в те дни, когда в руках не держал он своей знаменитой и вдохновенной кисти.

Ваче, чтобы полнее забыть свое несчастье, тоже с головой бухнулся в эту жизнь и ни на шаг не отставал от учителя. Ночью, опьяненному вином и ласками очередной красавицы, ему казалось, что в этом-то и состоит человеческое счастье. И кого и зачем искать, если рядом действительно красавица, юная, сильная, жадная до его мужской неизбывной силы. Но утром он приходил в себя, на душе становилось пусто, вечерней оргии не хотелось вспоминать, и только ненависть к самому себе жгла сердце и мысли. Вновь вставала в памяти Цаго, вновь обжигала сердце злая обида, и вновь он искал забвения либо в работе, либо в пирах.

Иногда среди пира на Деметре находила задумчивость и как будто тоска. Видимо, пиры начали приедаться и ему. Тогда он начинал вспоминать свой дом и тихо говорил:

— Нет, Ваче, плохое у нас с тобой ремесло. Что это за жизнь, если я целыми годами не бываю дома, не вижу моей единственной дочери. Ведь с тех пор, как умерла жена, я и отец и мать ей. О, если бы теперь же, сию минуту повидаться с Лелой!

— Взрослая у тебя дочь?

— Исполнилось четырнадцать лет. Да я уже давно ее не видел, наверное, выросла и расцвела. Ты ведь не знаешь, какая она у меня красавица, какая прилежная, добрая. Как умеет себя держать.

Мастер почти каждый день рассказывал про свою Лелу. Ваче стало казаться, что он давно знаком с Лелой, хорошо ее знает. Он даже начинал скучать, если Деметре пропускал день и ничего не рассказывал о дочери.

Роспись церкви подходила к концу. Царица Тамта пожелала, чтобы на правой стене храма художники изобразили ее самое. Это было поручено Ваче. В свободные от государственных дел часы царица жаловала в свою новую церковь, и юноша с увлечением переносил на стену ее прекрасное царственное лицо.

На берегу Куры, на Метехской скале незаметно-незаметно поднялось грандиозное здание. Поначалу горожане не обращали на него никакого внимания. Но леса поднимались все выше и выше, сооружение опоясывалось рядами колонн и террас, и под конец, одетое в золотистый камень, оно засверкало среди других строений Тбилиси, как сверкала бы драгоценность среди обыкновенных серых камней.

Новый дворец царицы Русудан был виден со всех концов города, и если путники подходили к столице Грузии, то, по какой бы дороге они ни шли, прежде всего им бросались в глаза новые царские палаты.

Этот дворец заложили в день воцарения Русудан. Царица хотела, чтобы ее дворец стал самым красивым не только в Грузии, не только во всех сопредельных землях, но и во всей Передней Азии. Придворного зодчего, Гочи Мухасдзе, послали в Константинополь и Рим, потому что прежде чем превзойти что-либо, нужно хорошенько изучить то, что собираешься превосходить. Зодчий обложился книгами и планами лучших дворцов Востока и Запада, он выбрал из каждого плана лучшее, помножил все это на достижения грузинского зодчества и создал действительно блестящий проект.

Дом Багратидов вел свое происхождение, по преданиям, от Давида и Соломона. Вот почему и Мухасдзе велели, чтобы палаты Русудан были похожи на библейский Соломонов дворец, а по возможности превзошли его.

Зодчий перечел еще раз Ветхий завет, где содержались кое-какие намеки на особенности Соломонова дворца, но скорее из стремления напитаться библейским духом. Надо было построить такой дворец, чтобы взглянувший на него сразу понял: да, венценосная Русудан происходит от Давида и Соломона!

Вереницами сгоняли рабов. Караваны двинулись со всех окраин страны. Армянский цветной туф, особенные породы абхазского леса, стекло и мрамор, черепица и мел — все это стекалось со всех сторон к Метехской скале, где зодчий Мухасдзе расчерчивал основание будущего дворца.

Все — зодчие и художники, ученые и философы — понимали, что создается памятник расцвету и мощи грузинского государства, каждый хотел принять участие в создании этого памятника. Дворец должен был олицетворять и красоту, и вечность, и силу власти, и полет мысли.

Вассалы Грузии: трапезундский император и арзрумский султан, адарбадаганский атабек и турецкий султан, один перед одним дарили будущему дворцу серебро, золото и редкие камни. Дворец рос не по дням, а по часам. Зодчий начал думать о живописцах для внутренней росписи дворца. Он знал всех лучших живописцев страны, но даже из этих лучших он хотел отобрать самых вдохновенных, самых талантливых мастеров.

К этому времени Деметре и Ваче со своими помощниками убрали леса в новой церкви в Хлате. И вся роспись была хороша, но изображение царицы Тамты на правой стене храма поразило даже самих художников. Любопытные в первый же день потекли цепочкой в новую церковь. И простой народ, и ценители искусства приходили издалека, чтобы поглядеть на чудесную живопись. Даже мусульмане, обходившие в другое время православную церковь и нарочно поворачивавшиеся к ней спиной, на этот раз не могли удержаться от соблазна. Они заходили в храм, отворачиваясь от ликов спасителя и богородицы, закрывая глаза, загораживая их ладонью. Но зато часами глядели они на свою царицу, которую очень любили и которой гордились.

Слава маленькой церкви дошла и до самой Грузии. Строитель нового дворца не поленился приехать из Тбилиси, чтобы на месте удостовериться в необыкновенном таланте мастеров. Он думал, что больше говорят, но и ему, видавшему виды зодчему, пришлось удивиться и пережить минуту восторга. Он решительно доложил своей царице, что если расписывать покои дворца достойно их внешнего вида, то это можно поручить только Икалтоели и его ученику. В тот же день в Хлат поскакали гонцы.

Царица Тамта по-царски одарила грузинских живописцев, отпуская их на родину. Со смутными чувствами собирался Ваче в дорогу. Возвращение в родные края было и сладко и тревожно. Как там мать, как Ахалдаба, все ли осталось неизменным?

За эти два года в жизни Ваче не произошло вроде бы ничего особенного. Два года он простоял на лесах. Но ничто не проходит бесследно. И вытирающий кисти, спускающийся с лесов Ваче был вовсе не тем Ваче, который два года назад поднялся на леса.