Григол Абашидзе - Долгая ночь

Неожиданно султан остановил войска. Равнина постепенно сужалась в глубокое тесное ущелье. Над входом в ущелье нависали отвесные высокие скалы. Высоко на скалах, называемых Гарниси, расположился лагерь грузин.

Не напрасно оробели разведчики Джелал-эд-Дина. Грузин действительно было много, и лагерь их мог показаться неприступным. Вся долина виднелась грузинам, как собственная ладонь. Любое движение не то что войск, каждого всадника нельзя было скрыть от их глаз. Укрепления ловко перекрывали ущелья, обойти лагерь было никак нельзя. Нужно было сокрушить — другого пути в Грузию для пришельцев не было.

Осторожность Джелал-эд-Дина, все его тайные приготовления оказались бесполезными. Грузинам стало известно все еще до того, как султан поделился своими планами с ближайшими помощниками в ратном деле. Внезапного нападения не получилось.

По сведениям разведки, грузин было от шестидесяти до восьмидесяти тысяч воинов. Были в грузинском войске леки, осетины, джики, дзурдзуки. То, что грузинские военачальники успели собрать их, еще раз говорило о том, что свои приготовления Джелал-эд-Дину не удалось сохранить в полной тайне.

Взять укрепление лобовым штурмом было нельзя. Оставалось или надеяться на чудо, или изобрести способ взорвать крепость изнутри.

Джедал-эд-Дин так расположил свои войска у подножия гор, что, если бы грузины осмелились спуститься, они были бы поглощены, как горная река поглощается необъятным морем.

Да, грузины не могли принести вреда Джелал-эд-Дину, сколько бы он здесь ни стоял. Судя по всему, они и не собирались нападать, они были дома, и торопиться им было некуда. Казалось, они век готовы любоваться со своих высот на живописный лагерь хорезмийцев.

Но султан-то пришел не любоваться грузинами, он пришел, чтобы разбить их и завоевать Грузинское царство. Нельзя было и уйти назад. Нельзя было покрывать себя позором в глазах воспрянувших духом мусульман. Мусульмане возложили на султана свои надежды, и он должен был их оправдать, если хотел оставаться полководцем, повелителем, всемогущим вождем.

Джелал-эд-Дин объехал свой лагерь. Ни у кого не спросил он ни одного совета, зато распоряжения так и сыпались одно за другим. Он отдавал свои распоряжения так, будто не хотел, чтобы эмиры успели их осмыслить и обдумать. Так оно было и на самом деле. Если эмиры поймут, что высоты Гарниси неприступны, и если это их мнение распространится в войсках, то у многих воинов пропадет охота стоять здесь и бесцельно ждать, а тем более идти на штурм заведомо неприступных скал. Те, что беззаботно присоединились к войскам султана уже в походе, все эти искатели удачи турки, персы, арабы, курды — все они разбегутся с той же душевной легкостью, с какой встали под знамена Джелал-эд-Дина.

Каждый день неподвижного стояния будет стоить сотен и тысяч человек. А простоять придется не день, не два, а кто знает, может быть, целый месяц. У самого султана терпения хватило бы и на год. Важно было теперь вооружить таким терпением и всех бойцов.

А что же делалось у грузин? Как только разведчики, прискакавшие на взмыленных лошадях, донесли, что войска неприятеля пересекли Аракс, грузины приготовились к бою. Каждый занял свое, заранее намеченное место, все стали наблюдать за расстилающейся у подножия скал равниной. Впрочем, мало кто верил, что хорезмийцы с ходу полезут на штурм высот.

Действительно, войска султана замедлили движение, растеклись по равнине и постепенно образовали лагерь.

Мхаргрдзели собрал начальников и в сопровождении Варама Гагели, обоих Ахалцихели, Сурамели, Бакурцихели, обоих Джакели, Дадиани, сванского эристави Маргвели и своего племянника Шамше, сына Захарии, выехал на обзорную высоту.

— Вон их сколько! Они заполнили всю долину, как саранча, — вырвалось у Шамше.

— Твоему отцу приходилось видеть и больше. Но он не удивлялся многочисленности врагов, он бесстрашно бросался в атаку и разгонял их, словно овец, — строго сказал ему Иванэ.

Дело в том, что Шамше очень не хотелось в этот поход, и Иванэ увез его почти силой. Сына величайшего полководца Грузии, сына знаменитого амирспасалара не тянуло на поле боя. Жизнь при дворе царицы, пиры и светские развлечения, охоты больше привлекали Шамше, нежели свист стрел и стук мечей о мечи.

Его поколение, золотая придворная молодежь, считало, что достаточно повоевали их деды и отцы, что дедовских и отцовских заслуг перед родиной хватит и на их долю. Им, новому поколению, можно отдохнуть от боевых доспехов, жарких сеч и вообще от обязанностей перед страной и народом. На их долю досталось пожинать плоды, посеянные отцами, и наслаждаться всеми утехами беззаботной мирной жизни.

Конечно, пока отцы живы и руки их не устали рубить врагов, этой молодежи обеспечена сладкая, беспечная жизнь. Но отцы уйдут (ведь нет уже амирспасалара Захарии!), высохнет на земле кровь врагов, пролитая ими, и что будет тогда? Кто будет защищать такого вот Шамше, кто обеспечит ему наслаждение мирной жизнью?

Да не один Шамше… Потомки славных визирей и вельмож словно соревнуются друг с другом в роскоши и бездумности, в прожигании жизни. Они спорят друг с другом из-за красивых наложниц, но разучились спорить с врагами из-за соседних земель. Ради объятий случайной женщины они теряют деньги, именья, честные имена.

Но не сами ли отцы виноваты в том, что так изнежились дети? Иванэ чувствовал теперь и свою вину, как дядя Шамше, как отец Авага. Шамше еще ничего, все-таки он стоит здесь, рядом, приподнявшись на стременах. Своего же собственного сына Авага так и не удалось заманить в поход. Сбежал по дороге, тянет сейчас где-нибудь вино, посадив на колени соблазнительную красотку.

Возможно, поздно перевоспитывать детей, их может исправить теперь только сама жизнь, и, судя по всему, эта жизнь не за горами. Зазубрившиеся в боях отцовские мечи перестанут разить, и начнутся кандалы, цепи, ярмо и плеть. Тогда протрезвеют эти баловни, но будет поздно…

Конь Иванэ остановился перед обрывом. Иванэ очнулся от горьких мыслей. Привстав на стременах, он вглядывался в расположение вражеских войск.

— Если мы не сделаем глупости и не спустимся к ним, им сюда не подняться, — сказал с улыбкой сванский эристави.

— Может, они и попробуют подняться, но расшибут себе нос, — добавил Варам Гагели.

— Так и решим. Если они хотят воевать, пусть соизволят подняться к нам. Это решение я считаю окончательным, — обратился Иванэ Мхаргрдзели к военачальникам, столпившимся за его спиной.

— Мы согласны, — подтвердили военачальники.

— За султаном гонится орда Чингисхана, он не может вечно стоять перед нашим лагерем. Или он ринется на нас и погубит все свое войско, или станет добычей стаи волков, идущих за ним по следу.