Анатолий Рыбаков - Прах и пепел

– У Варвары Сергеевны муж в Москве, – пытались возражать сестры.

– Муж, муж, – сердилась Ирина Федосеевна, – муж объелся груш. Я своего мерзавца прогнала, даже алиментов не потребовала, сама сына вырастила, уже врач, как и я. Так что на себя надейтесь, а не на мужа.

Варе рассказывала: в тридцать шестом году взяла на воспитание девочку-испанку, Изабеллу, родители ее погибли при бомбардировке Мадрида.

– Хорошая девочка, пятнадцать лет исполнилось, умница, работяга, учителя не нахвалятся. Вот и я выполнила свой долг пролетарской солидарности.

Произнесла это с гордостью, такое святое слово! Ленин, Сталин – при этих именах на лице ее появлялось сурово-благостное выражение. Сомнений у нее не было. Да, много безобразий, непорядка, халатности, даже беззакония, но виноваты чиновники, бюрократы, не доходит до товарища Сталина, а то бы он показал этим негодяям, компрометируют, сволочи, партию и государство.

В победу над Гитлером верила безусловно, порукой тому наш общественный строй – Советская власть.

– Кем бы мы были без Советской власти? Отец мой – деревенский мужик, мать – неграмотная деревенская баба, а у меня высшее образование. Кто мне его дал? Советская власть. Инженеры, техники в нашем управлении, откуда они? Из народа. Генералы, полководцы – из простых бойцов Красной Армии, все – плоть от плоти народа, никакому Гитлеру нас не одолеть.

Хотелось спросить: где миллионы крестьян, погибших в коллективизацию от голода, где герои гражданской войны, порубленные в тридцать седьмом году, почему немцы в Сталинграде? Но, помня свое обещание Игорю, Варя отмалчивалась, только поражалась тому, сколько намешано в таких людях, как искривлены у них мозги. Приютила сироту, простая добрая русская баба, ан нет, «пролетарская солидарность». И так все здесь.

В сентябре управление передали в ведение вновь созданного Донского фронта и перебросили в Камышин, разместили в деревне по дороге на Сталинград. Всю ночь собирали и упаковывали бумаги, чертежи, папки, утром подали машины, погрузили имущество со столами и стульями и двинулись в путь.

Перевозила их присланная авторота. Варя вглядывалась в лица шоферов, вдруг среди них Саша: знала от Нины, что он военный шофер. Саши не оказалось, да и невероятным было бы такое совпадение.

От их деревни до Сталинграда меньше ста километров, война ощущалась совсем близко. Опять, как и под Москвой, Варя выезжала на рубежи. Иногда часами сидела на обочине у КПП – контрольно-пропускного пункта, дожидаясь попутной машины. По шоссе, проселочным дорогам шли толпы беженцев из разрушенного Сталинграда, раненые, в грязных окровавленных бинтах, кто на костылях, кто опираясь на палку, им навстречу двигались войска, артиллерия, автоколонны, юркие штабные машины обгоняли грузовики, на КПП их останавливали, проверяли. Варя уже привычно вглядывалась в лица шоферов, по-прежнему ее не оставляла нелепая мысль, что увидит за рулем Сашу. На горизонте полыхали пожары, немецкие самолеты бомбили дорогу, бомбили суда на Волге, их атаковывали наши истребители, воздушные бои можно было наблюдать каждый день, все останавливались, смотрели в небо, и, когда наш самолет сбивал вражеский и тот, дымя, падал на землю, люди кричали: «Ура!», солдаты кидали вверх пилотки, женщины хлопали в ладоши, и Варя хлопала – молодцы наши летчики!

Появлялась наконец машина, идущая в нужном направлении, Варя взбиралась в кузов, было тесновато – и груз, и люди. Однажды ехала в машине, где в кузове лежала бочка с бензином, при толчках она накатывалась на пассажиров, приходилось удерживать ее ногами. Бывали и ночевки на холодном земляном полу, и исчезнувшие продпункты, если везло, получала суп из перловки с куском хлеба.

Ездила с Телянером в Заварыкино, в штаб инженерных войск фронта. Молодые, деловые военные инженеры быстро и смело все решали, приветливые, гостеприимные, подарили Телянеру прозрачный мундштук из плексигласа, Варе – кинжал, рукоятка обмотана красным немецким проводом.

– Красиво, – сказала Варя, – но зачем мне кинжал?

– Это дамский кинжал, видите, маленький, – пояснил инженер, сделавший подарок.

– Для самообороны, – улыбнулся второй.

– В ближнем бою, – подмигнул третий.

Веселые ребята, доброжелательные, простецкие, подтянутые.

– Здесь совсем другой воздух, – сказала Варя Телянеру, – нет нашей затхлости, нет обожравшихся морд, красных от пьянства глаз, как у Бредихина.

– Вы правы.

Как-то согласовывали план тылового рубежа обороны. Начальник фортификационного отдела Свинкин, молодой, очень высокий, на голову выше Телянера, полковник, остался доволен:

– Сейчас утвердим у генерала.

– Но его сначала должно подписать мое начальство, – засомневался Телянер.

– Товарищ майор, – возразил Свинкин, – пока вы повезете его обратно, подпишете, пришлете сюда, я понесу к генералу, и неизвестно, будет ли генерал на месте, пройдет много времени, а времени нет, полосу надо возводить срочно. Вашей подписи для нас достаточно. Ведь вы его согласовали у себя?

– Конечно, обговорили с главным инженером.

– Вот видите, пошли!

Они отправились к начальнику инженерных войск фронта – Алексею Ивановичу Прошлякову, вежливому, сдержанному сорокалетнему генералу. Доложили план, Прошляков слушал внимательно, разглядывал чертежи, не задавал лишних вопросов, написал сверху: «Утверждаю», бросил короткий, как бы мимолетный взгляд на Варю. Она привыкла к таким взглядам, лицо ее выражало подчеркнутое равнодушие.

Прощаясь, Свинкин сказал:

– Киснете в своем управлении, переходите к нам. Давид Абрамович через год будет полковником. Варвара Сергеевна – майором. Я серьезно говорю.

Вернулись в управление. Телянер отправился с докладом к Бредихину. Возвратился мрачный, злой, бросил чертежи на стол.

– Что случилось? – спросила Варя.

– Наш дуболом недоволен – посмели без него обращаться к самому Прошлякову.

– Но мы не обращались, нас привели к нему.

– Я ему объяснил, но он ничего слушать не желает.

– Идиот! – сказала Варя.

– Он не идиот, он хотел сам попасть к генералу.

Вскоре прибежал вестовой:

– Товарищ воентехник первого ранга, вас полковник к себе требует!

– Идите, – сказал Телянер, – будет допрашивать как свидетеля.

Варя явилась к Бредихину, тот кивнул на стул.

– Что у вас там произошло, в штабе фронта?

– Ничего. Утвердили план.

– К генералу Прошлякову ходили?

– Да.

– Вас я не виню, Варвара Сергеевна. Но Телянер, как он посмел без согласования с управлением?

– План был оговорен с главным инженером.

– Подписи главного инженера на плане нет. И моей подписи нет. Как он мог действовать через наши головы?