Василий Ливанов - Агния, дочь Агнии

Я нащупал на поясе нож и, привстав на руке, вогнал лезвие ему в глотку. Он захрипел и выкатил глаза.

На вершину холма поднялся волк. Нет, это не волк. Всадник остановил коня и оглядел ложбину, в которой мы лежали. Потом спешился и стал спускаться по склону. Воронье слетело с трупа и закружилось над живым. Вот осмотрел труп, идет ко мне. Мадай!

Я стиснул нож в руке. Я притворюсь мертвым, а когда он подойдет… Мадай склонился надо мной.

Я выбросил руку с ножом. Трехрукий увернулся, железной хваткой сковал мое запястье, легко вырвал нож.

Ну, что ж, смотри, царь, как умеют умирать твои скифы.

Мадай присел возле меня, вспорол ножом штанину, осмотрел рану. Потом отстегнул короткий свой плащ, крепко и больно обернул им мою ногу. Схватив за руки, поволок по траве вверх по склону. На самой вершине подхватил под мышки и рывком взвалил на спину своему коню.

— Держись за чепрак! — приказ. И огрел коня плетью.

Когда конь взбирался на соседний холм, я опять увидел Мадая. Он сидел, сгорбившись, уронив голову в колени. И если бы я не знал Мадая Трехрукого, сына Мадая, царя над всеми скифами, я бы поклялся, что он плачет.

Агой!

Засыпать становится страшно. Расцвеченная странными зорями мгла, следуя ударам сердца, медленно и неотвратимо пожирает бесчувственное тело, расчленяя его сустав за суставом.

И все, что я есть, собирается в душе моей, недремлющей и неразделимой. И эта душа, вдруг рванувшись, уносится неведомо куда, оставляя бессильному телу быстрое ощущение ужаса расставания и жуткой радости от мимолетного прикосновения к торжествующей тайне вечной жизни.

Первое, что я чувствую, просыпаясь, — это ветер. Горький и колючий запах ветра. Лежа с закрытыми глазами, я жадно втягиваю его, расширив ноздри. Сквозь щелки век, за сеткой ресниц я вижу кончик своего носа, блестящую от пота розовую раковину ноздрей. Это мой нос. Это я. Бесценный и прекрасный я сам. Какое счастье лежать и разглядывать свой нос, врезавшийся в слепящее светом небо!

Я лежу на спине. Затылком, лопатками, левой ягодицей и пяткой я чувствую свою тяжесть, тяжесть земли, покачивающей меня, как в колыбели. И вот только теперь я начинаю слышать. Я слушаю тишину, мерно гудящую во мне. Этот гул, сплетаясь с запахом ветра, сливается в зримый образ: тень коня и всадника на песке.

Волны Меотийского озера, неутомимо набегая, целуют белые от соли губы дюн.

Я проснулся, о боги! Я проснулся.

Поднимайся и ты, брат мой. Не отставай, клади мне руку на плечо. Идем.

Там, у самого моря, стоит белый город Ольвия. Может, Агния ждет нас в прекрасном этом городе. Не спеши, брат, нам незачем спешить. Где бы она ни встретилась, мы узнаем ее сразу, даже с закрытыми глазами.

Горит — чехол для боевого лука.

Борисфен — древнее название Днепра.

Таргитай — мифический герой скифов.

Аргамак — порода древних безгривых скакунов.

Фиссаги или фиссагеты — скифское племя. Так же, как будины, тавры, иирки, массагеты, сколоты.

Табити — верховная богиня у скифов.

Сауран — саврасый или светло-гнедой конь с темной полосой по хребту, потомок диких коней.

Аргимпаса — богиня любви у скифов.

Нубия — древняя Эфиопия.

Эвксинский понт — древнее название Черного моря.

Чепрак — покрывало. Седел и стремян в то время, не знали, коня покрывали кожаным или войлочным чепраком.

Андрофаги — кочевое племя.

Круг — двенадцать лет.

Меотийское озеро — Азовское море (древнее название).

Клиент — так называли зависимых от кого-либо лиц.

Талант — самая крупная в древнем мире весовая и денежная единица.

Полено — охотничье название волчьего хвоста.

Герр — область, где жили царские скифы.

Трирема — тип галеры.

Тирас и Пирет — древние названия Днестра и Прута

Истр — древнее название Дуная.

Эгейский понт — древнее название Адриатического моря.