Олег Михайлов - Кутузов

– Граф! Кажется, правее лагеря завязалась схватка! – прервал Михаил Илларионович его сладкие думы.

Действительно, за грядой холмов сухими перекатами затрещали ружейные выстрелы и зазвучало далекое «ура». Предупрежденный постами, что на правом берегу маячат казачьи разъезды, Ахмед-паша выслал конный отряд в пятьсот сабель. Он никак не ожидал появления там крупных русских сил.

«Этому ленивому и толстому одноглазому старику чертовски везет! – в который уже раз с досадой сказал себе Ланжерон. – Он в высшей степени обладает тем качеством, которое кардинал Мазарини требовал от своих подчиненных: ему сопутствует счастье».

– Поздравляю, генерал, – наконец переломил он свои эмоции. – Теперь на вас посыплется дождь наград...

– И это тоже неплохо, я, грешен, люблю награды, – миролюбиво согласился с ним Кутузов, поводя зрительной трубой. – Глядите же! Глядите!

Опрокинув слабый отряд турок, русские с трех сторон подходили к лагерю. Тревожное ржание лошадей, рев верблюдов, визг женщин, крики захваченных врасплох турок, беспорядочные выстрелы – все это слилось в одну победную мелодию. Из лагеря, теряя туфли, прытко бежали в сторону Рущука потерявшие вдруг всю свою важность паши, раскормленные чиновники и прислуга, муфтии в белоснежных чалмах, евнухи, арапы, жены великого визиря. И уже замелькали синие и красные доломаны гусар, гнавших и рубивших конных турок до самых ворот крепости. А за ними неостановимо двигались каре пехоты в киверах с высокими султанами и в темно-зеленых мундирах, выставив перед собой щетину штыков.

Лишь немногие сумели спастись бегством. Министр иностранных дел Мехмед Галиб-эфенди и первый драгоман Порты князь Димитрий Мурузи, едва завидев разъезд казаков, вскочили на лошадей и во всю конскую прыть помчались прочь, к селению Кадикиой...

Солдаты на левом берегу Дуная, тысячами высыпавшие из редутов, громогласным, все покрывающим «ура» приветствовали славный подвиг своих товарищей.

Добыча превосходила всякое воображение.

Русские взяли восемь пушек и три мортиры большого калибра, специально перевезенные из Рущука, чтобы бомбардировать наш лагерь, 22 знамени, печать великого визиря и булаву янычарского аги. Было найдено множество съестных припасов, несколько магазинов пороха, огромное количество патронов, снарядов, пятьдесят кладовых с платьем, тысячи ружей, пистолетов, пик и разные драгоценные вещи, экипажи и палатки Ахмед-паши и старших офицеров его армии, министров и членов дивана, ящики с золотом и серебряными значками, которые визирь раздавал отличившимся в боях. Солдаты забрали верблюдов, лошадей и даже розовую воду, которой умащивали себя османы. Все лодки, находившиеся на правом берегу, были также захвачены, и турки, окопавшиеся у Слободзеи, оказались окончательно окружены и блокированы.

Наступил туманный дождливый вечер. Сплошные облака наконец закрыли комету. С правого берега Дуная непрерывно перевозили богатые трофеи. Казачий полковник Василий Иловайский поднес Кутузову огромную палатку великого визиря, вышитую шелками и золотом. А где же был сам Ахмед-паша? На другой день, под завесой темноты и дождя, он в смятении бросился в маленькую лодку и с помощью двух храбрецов бежал в Рущук, кинув свои войска и передав начальство двадцатишестилетнему паше Чапан-оглу.

Праздничное настроение царило в русском стане. Михаил Илларионович ради такой знатной виктории взобрался на смирную лошадь и в сопровождении генералов и адъютантов медленно объезжал лагерь. Солдаты, которым выдали двойную винную порцию, по русскому обычаю обмывали победу. Непонятный аромат, душный и приторный, исходивший из котлов, заставил Кутузова слезть с коня и подойти к одному из биваков.

– Что едите, братцы? – спросил главнокомандующий у вскочивших при его появлении молодцов-егерей.

– Так что пшенную кашу, ваше высокопревосходительство! – гаркнул один из них.

– А запах от нее отчего такой духовитый?

– Мы ее на турецком взваре готовим! До чего скусна! – последовал ответ.

Это была розовая вода, захваченная у великого визиря.

...В этом деле русские недосчитались пятидесяти человек. Среди них был Павел Бибиков, в горячке заскакавший в середину турецкой конницы и раненным взятый в плен.

Ни один великий визирь еще не оказывался в таком переплете, как Решид Ахмед-паша. Он потерял армию, потерял все запасы, потерял обоз, потерял даже государственную печать и чувствовал, что теперь может потерять и свою голову.

Весть о взятии турецкого лагеря быстро разлетелась по всей стране и вызвала поголовную панику. Жители-мусульмане тысячами бежали из деревень, Шумла осталась без защиты. На другой же день после смелого рейда Маркова неприятельская армия на левом берегу очутилась без фуража, без провианта и без дров. Ахмед-паша заверял Чапан-оглу, что соберет войска и отбросит русских. Но Марков, не медля ни дня, приказал построить пять редутов, из которых один был настоящей крепостью. Захваченные в лагере дальнобойные пушки поворотили жерлами на турецкие укрепления у Слободзеи.

Уже через трое суток осажденные вынуждены были есть своих околевших от голода лошадей.

Следствием была ужасная дизентерия, которая ежедневно косила по полсотни человек. В лагере не было ни докторов, ни медикаментов. Тела умерших едва забрасывались землей, и от могил подымался гибельный смрад, смешивающийся с запахом гниющих лошадиных трупов. Даже казаки не приближались к турецким ретраншементам, опасаясь чумы.

С правого берега безостановочно гремело 40 мортир и пушек, выставленных генерал-лейтенантом Марковым. Им вторили батареи, расположенные вокруг турецких позиций, а также орудия флотилии, которая встала поперек Дуная.

Несчастные турки искали спасения в редутах, но их забрасывали гранатами, принуждая снова бежать в лагерь. Наконец они вырыли себе ямы, где сидели, словно кроты, день и ночь. Уже были сбиты все пушки с их валов, и не осталось ни одного заряда. Турки съели почти всех уцелевших лошадей и принялись питаться травяными кореньями.

Каждый новый день уносил сотни их жизней.

Теперь уже великий визирь сам искал переговоров, надеясь обманом выторговать почетный для себя мир и тем спасти себя.

Еще к вечеру 2 октября, когда Ахмед-паша сидел запертый на левом берегу Дуная, паши, бежавшие из лагеря в Рущук, собрались на военный совет и прислали к Маркову парламентера. Они просили отправить его к визирю, чтобы объявить свое решение начать переговоры с русскими. Евгений Иванович доставил этого парламентера к Кутузову, который, в свой черед, приказал ему вернуться обратно в Рущук и объявил, что никого из крепости к визирю не пропустит. Вслед за тем явился посыльный от самого Ахмед-паши.