Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ

— It is for you — my sweetheart. *

По залу прошел ветерок волнения. Затем поднялся новый ураган аплодисментов, который перешел в длительную овацию.

— Мы ждем вас внизу, в карете, — пригласила миссис Гемптон.

Теперь уже было понятно, что сэр Томас больше препятствовать не мог.

У кареты снова цветы и аплодисменты. Импрессарио, мистер Гентцер предусмотрел все до мелочи. Завтра в газетах появится сообщение обо всех этих событиях. По-видимому следующий концерт будет тоже с аншлагом, да и слушатели заинтересуются «Легендой». В таких случаях мистер Гентцер незаменим.

Сэр Томас Гемптон только в гостиной подал руку виртуозу и медленно изрек:

— Ну… что же, мы были свидетелями вашего триумфа. Такие произведения являются доказательством любви. Если моя дочь желает разделить с вами свою судьбу и хочет выйти за вас замуж, я больше не могу возражать.

Миссис Гемптон обняла будущего зятя и поцеловала его в лоб. Иза расплакалась от счастья.

Теперь уже известно, что предстоит много хлопот, надо получить метрики, пойти к священнику, готовить приданое.

_______________

* It is… (анг.) Это тебе, моя любимая.

Возвращаясь в пансион Венявский заметил, что мистер Гентцер приказал все букеты, венки и ленты, подаренные на концерте, поставить в вестибюле дома будущих тестя и тещи скрипача. И об этом завтра тоже напечатают в газетах.

Генрику не удалось побыть с Изой наедине. Он ничего не успел ей сказать. Даже спросить, понравилась ли ей «Легенда». Придя к себе в пансион он был чрезвычайно этим опечален. Что за обычаи в этом Лондоне?! Теперь ведь он может ее обнять. Она принадлежит ему.

Несколько месяцев спустя он получил из Лейпцига экземпляр «Легенды». На титульном листе напечатано:

Через несколько лет это произведение стало его всюду преследовать. Оно стало чрезвычайно популярным. «Легенду» исполняли в концертных залах, в разных инструментальных обработках и даже шарманки хрипели ее на улице.

_______________

* Legende pour violon… (франц.) Легенда для скрипки с сопровождением оркестра или фортепьяно, сочинил и посвятил жене Изабелле урожденной Гемптон — Генрик Венявский, — опус 17.

Чтобы получить документы, необходимые для совершения брака, Венявскому пришлось поехать в Люблин; мистер же Гентцер возложил на него столько обязанностей, что требовалось выделить время не только на концерты в Англии, но и во Франции, Бельгии, Голландии. В печати все чаще появлялись статьи о мастерстве автора «Легенды». Генрик же, по рукам и ногам связанный контрактами, проводил жизнь в постоянных разъездах. Он по-прежнему покорял сердца слушателей, по-прежнему тосковал по Изе, которая не всегда могла сопутствовать будущему супругу. Им приходилось часто разлучаться. Но за то встречи были горячие. Их ожидала долгая разлука. Известие о ней принесли письма. Друг и приятель Венявского, Антон Рубинштейн писал из Петербурга, что его старания о приеме скрипача в петербургскую оперу скоро увенчаются успехом и даже удастся получить должность придворного скрипача его императорского величества.

Петербург, 1860 г.

Моя милая, дорогая Изабелла!

Спешу тебя уведомить, что мое выступление в Петербурге прошло блистательно. Много мне помог Антоша Р. У него крупные связи. Я играл с ним, играл с оркестром, исполнял произведения Рубинштейна и кое-какие свои мелочи. Успех полный. Деньги теперь сами плывут в мой… наш карман. Говорят, что уже готовы указы о присвоении мне звания солиста его императорского величества, придворного скрипача великой княгини Елены Павловны, солиста петербургской оперы. Думаю, что это тебя должно порадовать. Скажи об этом своему отцу. У меня уже есть почти все необходимое, чтобы свить нам милое гнездышко. Мои родители встретят тебя, как любимую дочь. Я в точности выполняю все твои желания. Рубинштейн посмеивается надо мной, но что он знает? Пусть посмеивается. Как жаль, что ты не слышала, как мы играли с ним несколько произведений Петра Чайковского. Ты должна непременно познакомиться с этим превосходным человеком.

Варшава, май 1860 г.

Моя милая Иза!

Я очень тоскую о тебе. У меня ведь нет никого, к кому бы я мог обратиться с вопросами, которые хотел бы только с тобой обсудить, обдумать и решить. Царские указы обо мне уже подписаны. Готовься в далекий путь. Как только я показался в Варшаве, немедленно нашелся предприниматель, рискнувший устроить концерт. Я поставил серьезные условия. В самом деле, я же теперь солист его императорского величества. Такое звание, такая должность, должны соответственно оплачиваться. Как жаль, что в Варшаве нет мистера Гентцера. Он то наверное сумел бы поднять концертную жизнь Варшавы до высокого уровня. Я буду играть «Легенду» и Концерт Мендельсона в собственной обработке. Будь здорова, моя жизнь. Ах, если бы крылья, я бы улетел к тебе.

Уже состоялись три концерта: 3, 12 и 17 июня. Успех превзошел все ожидания, билеты раскупались нарасхват, так, что пришлось перевести концерт в самый большой зал Варшавы — в Оперный театр. Юзеф Сикорский, варшавский критик, написал обо мне ни более, ни менее, следующее: «Сила, с какой Венявский покоряет слушателей, прямо-таки сверхъестественна… Его музыка хватает за душу, чарует словно прекрасное сновидение. Такую игру можно любить, как некоторые любят моменты наркотического опьянения. Жить постоянно в очаровании этой музыки невозможно. Венявский это — волшебник, который делает со слушателями все что ему угодно. Запомните наши слова: о нем будут рассказывать легенды, как о Тартини и Паганини». Я думаю, что ты посмеешься над этими восторженными словами. Конечно он преувеличивает. Ты лучше всех знаешь, что этот кудесник не так уж всесилен, что ему пришлось долго просить твой первый поцелуй.

Представь себе, двадцатого июня я выступал в цирке на Зеленой площади. Ты удивляешься? Ничего удивительного нет. Здесь нет никакой связи с моими магическими способностями волшебника и гипнотизера. Дело в том, что мой давний соперник, Аполмнарий Контский, просил меня участвовать в концерте в пользу Музыкального института, которым он будет руководить. Имея в виду благородную цель, я отказаться не мог и не хотел. Правда, Контский по отношению ко мне не всегда был корректен, но — бог с ним. Все его почетные должности в Петербурге перешли ко мне. Таким образом… я выступил в цирке и сыграл Концерт Мендельсона с таким чувством и изяществом, как не сыграл бы его и сам автор. Я стремился доказать варшавской публике, что не хочу, чтобы меня ставили в один ряд с Контским. Юзеф Сикорский по-видимому был удивлен моей интерпретацией. Я постарался передать все изящество, всю красоту, словом, чистоту стиля музыки Мендельсона. В Варшаве меня постоянно приглашают в разные дома. У меня уже столько друзей, что трудно показаться на улице. Хожу без шляпы, а то пришлось бы ее ежеминутно снимать для поклонов. Варшава чудесная. Ты наверное полюбишь этот город.