Петр Краснов - Цареубийцы (1-е марта 1881 года)

— Масонство… масонство, — кричал Порфирий, вот что идет в Россию через ваше ведомство иностранных дел.

— Весьма странных дел, — баском вставил Фролов, подошел к столику и налил себе большую рюмку коньяка.

— Ар-ром-мат… — сказал он, прикрывая глаза и нюхая коньяк. — Благородный напиток!

— При чем тут масонство, — пожимая плечами, сказал Карелин, вставил монокль в глаз и посмотрел на Порфирия строгим взглядом. — Масоны не только у нас… Они во всех верхних слоях Европейского культурного общества…

— Потому-то это Европейское культурное общество и покровительствует турецким зверствам и угнетению славян, потому-то оно и прогнило насквозь. Масонство — это тот же интернационал. Международное братство, преследующее свои темные, мировые цели, но не цели государственные. Когда этого не было — была Россия. Россия прежде всего… А нынче?.. Нет, это еще и раньше началось. С Императора Александра I, да вот с этих Нессельроде, со времен конгрессов с их Меттернихами началось это кисельное поддавание иностранной указке.

— Свели на нет успехи и победы четырнадцатого года; после доблести Севастополя устроили Парижский мир, — пробасил Фролов.

— Народам нужно жить в мире, и для этого необходим какой-то сговор, — сказал по-французски Гальяр.

— Вот ваши масоны и сговариваются за счет России.

— Да ничего подобного. Все ваше воображение, — сказал Карелин.

— Нет-с, раньше было не так-с!.. Не так это было раньше. Петр Великий, учреждая в 1720-м году иностранную коллегию, писал: «К делам иностранным служителей коллегии иметь верных и добрых, чтобы не было дыряво и в этом крепко смотреть…» Наверно знаете?.. Золотыми буквами надо это у вас на Певческом мосту выбить.

— Ну, ну, — сказал Афиноген Ильич.

— А пошли масоны, и стало дыряво !..

— А при Императрице Елисавете Петровне, да при Матушке Екатерине — не нами Европа командовала, а мы предписывали Европе и что хотели, то и делали, — сказал Фролов.

— Птица-тройка, — сказала, снисходительно улыбаясь, баронесса фон Тизенгорст.

— Верно, казак!.. Тогда Английский посол жаловался своему Правительству, что Русские мало опасаются других держав, — сказал Порфирий, — ну, а напустили масонов, и пошло все шиворот-навыворот.

— Ну, ну!.. Каково, Аким Петрович!.. Наступление по всему фронту.

— Тогда были у нас Суворов, Потемкин и Бецкий, — сказал Гарновский.

— А потом, извините, Аким Петрович, пошел чиновник… Да это еще полбеды, а то пошел масонский интернационал и Российские дела решаться стали в ложах.

— Все это бездоказательно.

— Как, батюшка, бездоказательно?.. — сказал, останавливаясь против Карелина, Фролов. — Порфирий дело говорит. Вот вы сейчас по славянскому вопросу говорили — кого называли?.. Биконсфильд, лорд Солсбери, Андраши, Каллаи, Бларамберг, Ион Гика… Кто они? масоны!.. Позвольте, батюшка, за Государем Императором сто пятьдесят миллионов его верноподданных, так уж позвольте ему самому решать славянские судьбы так, как это ему будет благоугодно-с!.. Не слушаясь ни английской, ни австрийской, ни румынской указки. Победим и тогда возьмем себе, что найдем нужным.

— Раньше нужно победить, — сказал Гальяр.

Фролов посмотрел ни него таким взглядом, в котором графиня Лиля ясно прочитала: «ты-то чего говоришь, лягушатник ?..»

— Да мы-то победим, — сказал Порфирий, — а вот что вы потом за зелеными столами конференций или, не дай Бог, конгресса — скажете, вот что страшно.

— Поверьте, милый Порфирий Афиногенович, сидеть за зеленым столом конференции — не в штыки ходить, и не ура кричать. Потруднее будет!

— А вы в штыки ходили?.. Пробовали?.. — запальчиво крикнул Порфирий и вышел с балкона в сад.

— Ну… ну, — сказал Афиноген Ильич. — Не пора ли, господа, для успокоения страстей засесть за зеленый стол с картами и перейти к мирному сражению? Вы как, Аким Петрович?.. Баронесса — три роббера?..

— Охотно, генерал… Занесла тройка вашего сына… А хорошо! Люблю такие споры!..

— Так идемте, господа!.. За дело!..

До 1876-го года на Императора Александра II было два покушения. Одно следовало за другим на протяжении года. Одно было понятно Государю: месть патриота поляка за 1863 и год. В Париже, куда Государь ездил на всемирную выставку 1867-го года, при возвращении со смотра, когда коляска медленно ехала через народные толпы, непривычно шумные, где сквозь восторженные крики «Vive la Russie! Vive le Tzar!» [13] Да здравствует Россия!.. Да здравствует Царь!.. (франц.) иногда вдруг раздавались резкие, оскорбительные свистки и крики: «Vive la Pologne!», [14] Да здравствует Польша! (франц.) поляк Березовский внезапно выбежал из толпы и, вскочив на подножку коляски Государя, стрелял в Императора… Промахнулся…

Это было печально и тяжело. Но Государь понимал: Польша не могла любить Россию. Среди поляков могли быть мстители. То, что это произошло во Франции, где хозяева не уберегли гостя, оставило мучительное, едкое воспоминание.

Выиграла Пруссия. В начавшейся три года спустя Франко-прусской войне Россия держала нейтралитет. Пруссия могла бросить все силы на Францию. Плохую услугу оказал Березовский приютившей его стране…

За год до этого, 4-го апреля 1866-го года, когда Государь возвращался с прогулки в Летнем саду, у самых ворот, идущих к Неве, к нему быстро подошел высокий человек в черном сюртуке и, выхватив револьвер, выстрелил в упор в Государя. Другой прохожий бросился на него и ударом кулака отвел выстрел. Государь не был затронут.

Стрелявший оказался крестьянином Каракозовым. Спас Государя Осип Иванович Комиссаров, тоже крестьянин, шляпочный мастер. Государь пожаловал Комиссарова и дворянское достоинство.

Тогда Государь спокойно вернулся домой в Зимний дворец, оттуда поехал в Казанский собор служить молебен. По всему пути стояли народные толпы. Громовое «ура» не смолкало. В Зимнем дворце, в Белом Георгиевском зале, были собраны все офицеры гвардии. Когда, по возвращении из собора, Государь вышел к ним — его встретили с неописуемым восторгом.

Это покушение озадачило Государя. Так недавно Государь своей волей, встречая немалое сопротивление, освободил крестьян. Один из освобожденных покушением ответил Государю на его труды и заботы.

Это было гадко и мерзко. Но вся Россия взволнованно приветствовала Государя и ликовала по поводу чудесного его спасения. Студенты в Москве служили благодарственный молебен у Иверской иконы. 150 миллионов народа было за Государя, один человек против. Никого за Каракозовым не стояло. Он был цареубийца-одиночка.

После этого не было покушений на жизнь Государя. Полиция доносила о существовании подпольных кружков, находила «прокламации» — все это было мелко и ничтожно, руководилось из-за границы и по сравнению с тем огромным делом, которое делал Государь, было так мало приметно, что Государь не думал об опасности своего Престола.