Валентин Пикуль - Париж на три часа

— В истории деспотических государств нормальное всегда кроется в ненормальном. Поверьте мне, аббат, что тирания всегда ненормальными средствами преследует нормальные человеческие чувства… Мы сейчас самые здравые люди во всей Франции, ибо мы желаем свержения деспотизма!

— Ну, хорошо, — покорно согласился аббат. — Допускаю, что это так. Но… пойдет ли за вами гарнизон Парижа?

— Армия устала от избытка крови и славы, она, как и весь народ, жаждет мира. Неужели вы думаете, — усмехнулся Мале, — что я оставлю гарнизону время для рассуждений? Заговор будет стремителен, как полет метеора, — вдохновенно рассуждал Мале. — Когда нет времени для исполнения приказов, тогда не остается времени и для анализа своих поступков…

— Допустим, — сказал аббат, — императора не стало. Но префект департамента Сена, граф Фрошо, даже поверив в гибель Наполеона, сразу же вспомнит о его сыне — Римском короле!

— Ну и пусть. — Под испытующим взором аббата генерал невозмутимо прихлебывал вино. — Вспомнит и никому не скажет… Что бы ни случилось, Фрошо будет помнить только о своей карьере. Чиновники же за эти годы так хорошо выдрессированы императором, что любое, даже идиотское, распоряжение выполнят как надо, лишь бы оно имело официальный характер…

— Так ли? — попробовал усомниться Лафон.

— Так, — заверил его Мале. — Любой чиновник стремится к сохранению своего чина, своего стула, своего жалованья. Все они беспринципны! Власть может переходить из рук в руки, но бюрократия слепо придерживается любой власти.

— Боже мой, — начал вздыхать аббат. — Что-то будет с нашей Францией, когда император узнает всю правду?

— Я расскажу, что будет… Наполеон бросит остатки армии на своих маршалов и кинется в Париж. Но здесь хозяином страны будет уже народ, и только он!

Лафон выложил перед ним свой последний козырь:

— А куда же вы денете самого императора? У филадельфов все было продумано заранее: республиканский генерал Лекурб должен возглавить народную армию в Булони на Марне, и эта армия схватит Наполеона живьем, независимо от того, кем он вернется из России — побежденным или победителем.

Два заговорщика, генерал и аббат, тихо разошлись по своим спальням, чтобы снова сойтись в полночь — в этот роковой час всех классических заговоров. Наверное, есть что-то злодейское в том кратчайшем мгновении, когда часовая и минутная стрелки сливаются воедино, как в любовном экстазе. Но этим стрелкам не суждено было совместить две разные натуры — республиканца и роялиста! Сейчас мы это пронаблюдаем, читатель…

Ровно в полночь две неслышные тени проскользили во тьме и спустилась в сад. Из мрака выступила третья тень.

— Не пугайтесь, — шепнул Мале аббату. — Это садовник, которому я велел проводить нас… Дядюшка Суше, — окликнул его генерал, — где ты поставил лестницу?

— Как и договорились: вы соскочите с нее прямо в тень напротив часовни. А на улицах сейчас — ни души… В руке генерала раскачивался тяжелый портфель.

— Что у вас в нем? — спросил аббат.

— Будущее, — отвечал Мале…

Первые капли дождя застучали по листве деревьев. Гром в отдалении расколол небеса над предместьями Парижа.

— Ливень, — сказал Мале, поднимая лицо. — Сейчас хлынет ливень. Взгляните, какие тучи нависли над Парижем…

Лестница стояла, прислоненная к высокой каменной ограде. Не выпуская портфеля, Мале решительно вскарабкался наверх.

— Высоко ли нам прыгать? — спросил аббат снизу.

— Ерунда, — ответил Мале, уже взобравшись на стену. — Прыжок в бессмертие еще никому не ломал ноги…

Он бросился вниз. Мягкая трава смягчила падение. Наверху показался Лафон, подбиравший края сутаны.

— Нет, генерал, — сказал он вдруг. — Как хотите…

— Что? — обомлел Мале. — Не желаете ли вы здесь и попрощаться со мною? Прыгайте, черт вас побери…

— А если я разобьюсь?

— Чушь! — в ярости воскликнул Мале. — Разве не найдется в Париже часовщика, который бы не собрал ваши винтики?

— Так и быть, генерал, — рассудил аббат. — Я уступлю вам и прыгну, но обещайте сразу же отпустить меня на покаяние.

Мале с проклятьями потрясал внизу кулаками:

— Утром я отпущу вас куда угодно, хоть к черту на рога, но сейчас-то вы просто обязаны прыгнуть… Ну!

— Я не могу. Здесь очень высоко.

— Не врать! В монастырях стены еще выше, а вы сами рассказывали, как сигали через них, чтобы поспеть к девкам…

Этот довод подействовал: с жалобным писком, почти шарпая спиной по стене, кулем свалился на траву аббат Лафон.

— Я сломал себе ногу, — моментально придумал он. — Клянусь, я не сделаю больше ни шагу.

Мале взял его за ухо и оторвал от земли.

— Хитрый лис! — обозлился он. — Даже если и сломал ногу, ты все равно поковыляешь за мною…

С черного неба хлынули бурные потоки дождя.

— Прекрати хныкать, — всю дорогу ругался Мале. — Странные пошли люди: их надо силком тащить к славе! Вспомните хотя бы патриота Курция, бросающегося в пропасть…

В доме испанца Каамано их уже поджидали Рато и Бутри. Скинув промокший плащ, Мале сразу же спросил капрала:

— Ты узнал ли пароль, мой мальчик?

— Конечно. Не ночевать же мне на улице.

— Каков же сегодня пароль по гарнизону Парижа?

— «Конспирация», а отзыв — «кампания».

Глаза генерала невольно расширились:

— «Конспирация»? «Кампания»? Ты не ошибся ли?

— Нет, генерал.

— Ну, что ж! Тем лучше для всех нас…

В этом пароле Мале чудилось счастливое предзнаменование. Он вывернул поля треуголки, чтобы она скорее просохла.

Следующий его вопрос был обращен к Каамано:

— Была ли жена? Что оставила?

— Узел вещей, который я спрятал… вон там.

— Очень хорошо! — закрепил разговор Мале. — Значит, наше правительство уже распорядилось…

Вещи были на месте, жена его не подвела. Мале при всех встряхнул в руке толстую пачку банковских чеков.

— Капрал Рато! Утром получите патент на офицерский чин. А сейчас вот вам мундир — можете сразу переодеться. Увидев мундир поручика, Рато ошалел от счастья.

— Я уже офицер! — в восторге выкрикивал он. — Какое счастье! Вот не ожидал… Да здравствует наш император! Генерал Мале поднял ладонь, требуя тишины.

— Внимание. Я должен сообщить чрезвычайную новость: седьмого октября под стенами русского города Можайска император Бонапарт по имени Наполеон… убит.

— Какое горе для Франции! — разревелся Рато.

— Наоборот, — сурово продолжал Мале. — Это счастье для всей Европы… Сенат уже изменил форму правления, и вот тут, — генерал поднял над головой портфель, — уже лежат списки нового, республиканского правительства.

— Республика? — так и отшатнулся Бутри.

— Да. С империей покончено.