Валентин Пикуль - Париж на три часа

— Вот так славно соскочила! Ну-ка, выпьем… Под знаменами обновленной Франции он сражался за республику в армиях Моро и Пишегрю; дым бивуачных костров, голодная жизнь солдата, громкие победы на маршах — он сроднился с этим и не мыслил судьбы иной. Париж, когда он снова появился в нем, показался генералу уже не тем городом, каким представлялся все эти годы, проведенные в дозорах и битвах. Было что-то подозрительное в обжорстве и веселости жителей, а генерал Бонапарт, первый из трех консулов, сразу насторожил Мале своим непомерным властолюбием зарвавшегося упрямца. Правда, консулов пока было трое, но…

— Что задумался, Мале? — спросил его однажды Бонапарт.

— Три консула, — ответил Мале. — Наверное, совсем неплохое издание короля в трех аккуратных томиках. Но читать-то их все равно приходится с первого тома, с первой страницы.

Бонапарт шутливо потянул его за яркую мочку уха, в которой висела круглая оловянная сережка.

— Как тебе не стыдно, Мале, — упрекнул, он его дружелюбно. — Ты же знаешь, что я отпетый республиканец.

— Впрочем, — заключил Мале, — три томика настолько плоски, что со временем их можно переплести в один том потолще.

— Шутишь, Мале?

— Нет, я уже вижу, как этот «толстяк» будет называться.

— Ну! Как же?

— Цезарь…

Виктор Гюго был в ту пору еще мальчиком.

Но много позже он вспоминал об этом времени:

— Я, — говорил Мале друзьям, — остаюсь верен идеалам республики и успокоюсь лишь в том случае, когда стану пить вино из черепа убитого мною деспота… Корсиканец ведет себя так, будто вся революция делалась ради его возвышения.

Мале уже распознал в молодом Бонапарте непомерное честолюбие и алчность к абсолютной власти; после 18 брюмера он, начальствуя в Дижоне, ожидал приезда первого консула, чтобы арестовать будущего властелина. В этом его поддерживал тогда Бернадот и другие офицеры-республиканцы. Кажется, Бонапарт догадался о ловушке и в Дижон не приехал…

Встреча меж ними все-таки состоялась.

— Мне, — сказал консул, — привелось служить в артиллерии с капитаном Мале… не ваш ли брат? Но он убежденный роялист, а почему же вы решили остаться якобинцем?

Ответ Мале был таков, что из дивизионного генерала его разжаловали в бригадные. Бонапарт перевел его комендантом в Бордо, но это не образумило Мале: в 1802 году он выступил с протестом против обращения первого консула в пожизненного.

— Веселенькая капуцинада! — гремел Мале в гарнизоне. — Однако в ней недостает сущего пустяка: всего лишь миллиона французов, сложивших головы за уничтожение как раз того, что ничтожный корсиканец так блистательно восстанавливает…

Наполеон понял: вот он — враг, которого следует или запугать, или подкупить. Но угрозы оказались бессильны:

Мале смолоду не боялся «чихнуть в мешок» (так говорили тогда о смерти на эшафоте). Титулы и богатство его не прельщали — он оставался, не в пример другим, убежденным якобинцем. Скоро в Париже состоялось первое вручение знаков Почетного легиона; не был забыт и Мале, которого Бонапарт возвел в командоры ордена. Тогда же Мале созвал друзей на веселую пирушку и торжественно возвел своего повара в кавалеры Почетной ложки…

Наконец, Бонапарт превратился в императора Наполеона, но Мале отказался присягать императору!

Вся Франция дала ему присягу, но только не Мале…

Он проживал тогда в Ангулеме, и префект донес императору слова генерала, сказанные им в частном порядке:

— Нация французов потеряла достоинство. Несчастные трусы, они уподобились тем лягушкам, которые на своем загнивающем болоте все-таки выквакали себе короля…

Префект доносил, что в день коронации Наполеона только один дом в Ангулеме не был празднично иллюминован — это был дом генерала Мале, из окон его дома весь день звучали возмутительные якобинские песни. «Даю слово чести, — сообщал префект, — что генерал Мале, несмотря на внешнюю любезность, является одним из главных противников правительства…» Префект просил сослать мятежного генерала куда-нибудь подальше, а гарнизон Ангулема, зараженный якобинством, раскассировать по дальним гарнизонам… Мале оставался верен себе:

— Мне ли бояться чихнуть в мешок?

Сейчас, когда споры о Мале затянулись почти на два столетия (в эти споры были вовлечены лучшие писатели Франции и наши лучшие историки, включая Евгения Тарле), когда было сломано немало копий в дискуссиях, а истина не раскрылась, лишь искуснее засекретилась под патиною безжалостного времени, — мне, конечно, не внести в эти разногласия предельной ясности — я способен лишь следовать фактам…

Фактов же почти нету! Остались одни догадки.

Говоря о филадельфах, историки активно оперируют словами: очевидно, вероятно, возможно, допустим, предположим, еще не доказано, надо полагать и так далее.

Итак, филадельфы! Что мы знаем о них?

Тайное «Общество филадельфов» во Франции ставило себе целью освобождение всех народов мира от тиранов, невзирая на то, в какие бы благородные тоги они ни рядились. Среди филадельфов были не только офицеры-республиканцы, давние враги Наполеона, но и простые рабочие, врачи, нотариусы, писатели, садовники, буржуа и рядовые солдаты. Французские филадельфы смыкались с «Обществом адельфов» в Италии, и здесь начинаются тайны движения карбонариев. Адельфами руководил знаменитый Филипп Буонаротти, потомок Микеланжело, величайший конспиратор своего века, провозвестник утопического коммунизма. Именно этот человек держал в своих руках неосязаемые для непосвященных тончайшие нити заговоров, подрывавших престолы венценосцев мира…

Да, Наполеон знал о существовании филадельфов и адельфов, но его изощренные в сыске шпионы оставались бессильны перед их идеальной конспирацией. Да, в Петербурге тоже были извещены о филадельфах, но император Александр I не мог предполагать, что таинственные связи Буонаротти дотянутся лаже до Петербурга… Догадки, предположения, гипотезы! О-о, как много их накопилось за эти годы. Итальянские и французские историки сколько уже лет перепахивают старинные архивы, отыскивая хоть какие-нибудь намеки, чтобы намеки обратились в нерушимые исторические факты.

Вот подлинный факт: генерал Мале, посланный сражаться в Италию, был принят в «Общество филадельфов» своим же адъютантом Жаком Уде, известным по кличке Фелипомен. Генерал Мале подчинился своему адъютанту, обретя подпольное имя Леонид. Кажется, это не укрылось от ищеек Наполеона, и тогдашний министр полиции Жозеф Фуше установил за генералом Мале негласное наблюдение.