Рустам Ибрагимбеков - Белое солнце пустыни

— Это точно, — согласился Сухов.

Рахимов почему-то обрадовался.

— Вот и хорошо! Вот и договорились!.. — И сделал знак взводному. Тот подскочил, стирая портянкой мыло с лица, потому что во всех ситуациях жизни заботился о красоте своих бакенбардов. Рахимов отвел его в сторонку и вполголоса отдал распоряжение, кивая в сторону Сухова, который в это время, радушно улыбаясь, смотрел на еще так недавно освобожденного им Саида.

— По коням! — раздался голос Рахимова.

Сухов, продолжая лежать на песке у костерка, повернул голову и удивленно поглядел на него. А Рахимов вскочил в седло и обратился к женщинам в чадрах:

— Товарищи женщины!.. Не бойтесь! С вашим мужем-эксплуататором мы покончим. А пока вы поступаете в распоряжение товарища Сухова. Он будет вас кормить и защищать. Он хороший!

И с этими словами поскакал прочь, взметая из-под копыт павлиньи перья песка.

Сухов приподнялся на локте, удивленно спросил:

— Ты куда, Рахимов?.. Эй! — Осознав ситуацию, он вскочил на ноги, закричал: — Стой! Стой!!

Но отряд уже скакал вслед за Рахимовым, оставив Сухову Петруху с лошадью и весь гарем — девять женщин.

Сухов подскочил к Петрухе, схватил его винтовку, вскинул в небо, нажал на спусковой крючок — выстрела не получилось: осечка. Перезарядил, нажал — вновь осечка.

— Тьфу! Мать твою!.. — выругался он и в сердцах стукнул прикладом о песок — раздался выстрел, а отряд Рахимова уже скрывался за барханной грядой. — Что же мне, всю жизнь по этой пустыне мотаться?! — чуть не плача, закричал Сухов.

Саид молча наблюдал за ним. Сухов, походив туда-сюда, поохав и постонав, посмотрел на восток, туда, где был единственный городок на всю округу.

— Не ходи в Педжент, — сказал Саид, разгадав намерение Сухова. — Абдулла придет туда.

— Конечно, придет, — буркнул Сухов. — Разве бросит он своих баб… Подъем! — закричал он на женщин.

Те, до этого сидевшие на песке, испуганно вскочили на ноги. Сухов указал Петрухе на Саида:

— Отдай ему коня.

Веснушчатый парень молча передал повод Саиду, погодя спросил:

— А зачем, товарищ Сухов?

— Делай, что говорят…

Сухов долго смотрел на закутанных в чадры женщин, поинтересовался, унимая раздражение:

— А как вы их различали?

— Вот список… — Петруха протянул ему листок, наконец поняв, что перед ним новый командир, которому нужно подчиняться. Рядовой Петруха привык к этому. Он всегда в своей жизни только подчинялся. — Товарищ Рахимов научил их строиться, — пояснил он, — по росту.

— По ранжиру, — сердито поправил его Сухов. — Тебя как зовут?

— Петруха… вернее, Петр.

Сухов вздохнул.

— Понимаешь, Петруха, вчера я с орлом встретился… Думал — какая же хорошая примета. Ну ладно если бы с вороном — можно было бы сказать, что он накаркал… а тут орел, царь пустыни, и такая подлянка с этими бабами… Ладно, давай свой список.

Петруха протянул ему бумажку.

Сухов некоторое время изучал список, чтобы как-то научиться произносить непривычные имена женщин. Затем он приступил к перекличке:

— Зарина… Джамиля… Гюзель…

Женщины в чадрах одна за другой выстроились перед ним в шеренгу, как солдаты.

— Саида… Хафиза… Зухра… Лейла… Зульфия… Гюльчатай…

Гюльчатай в сторонке на песке играла с черепахой; та то высовывала головку, то втягивала ее обратно, пугаясь. Гюльчатай посматривала сквозь чадру на Петруху, как бы и его приглашая к игре. Петруха улыбнулся ей.

— Гюльчатай! — повысил голос Сухов.

Девушка, оставив черепаху, подбежала к остальным женщинам и заняла место с краю.

— Напра-а… — скомандовал было Сухов, и его буквально пронзило воспоминание о его супруге, Катерине Матвеевне.

Она стояла, прислонившись к тонкой березке, такая далекая, такая непохожая на этих закутанных в чадры женщин пустыни. Березка шелестела от ветерка, струясь вбок, словно летела над землей.

— За мной, барышни, — закончил Федор Сухов скучным голосом, вздохнул и зашагал по песку.

Женщины гарема гуськом заспешили следом. Замыкал шествие Петруха.

Саид, верхом на коне, ехал шагом поодаль, как бы подчеркивая свою роль охраняющего отряд воина.

Сухов не ответил Петрухе на вопрос — зачем нужно отдать единственного у них коня Саиду, но сам он прекрасно понимал, что такой воин, как Саид, для их «женского» отряда представляет теперь бесценную боевую единицу, стоящую десятка таких зеленых бойцов, как Петруха. Житель пустыни, опытный воин Саид, едущий с ними рядом и слегка поодаль, как разведчик, с высоты коня мог задолго до них заметить все, что представляет угрозу, и вовремя подать сигнал. Кроме того, они вместе с Суховым могли дать серьезный бой любому противнику…

Петруха, который шел позади женщин, все поглядывал на чарыки, мелькавшие из-под длинного подола Гюльчатай, и, охваченный каким-то непонятным пока ожиданием радости, все время улыбался.

До мобилизации Петруха жил в Рязани с матерью и отцом, классным, известным в городе сапожником, который мог «построить» даже генеральские сапоги бутылками. После школы Петруха обычно помогал отцу.

Мастерская располагалась в подвале двухэтажного каменного дома. Две большие комнаты в этом доме занимала семья Петрухи, а две крохотные комнатушки они сдавали. В них поселился серьезный молодой человек, который ходил в неизменной студенческой курточке и «технической» фуражке — большевик. Он прочитал от корки до корки «Капитал» Маркса и очень любил его цитировать к месту и не к месту.

Петруха сдружился с ним, вернее, большевик сам как-то пригласил Петруху к себе на чашку чая, и они провели вечер за разговорами о жизни, о цели и предназначении человека, о будущем.

Большевик рассказал Петрухе о своих единомышленниках, борющихся за народную власть, за всеобщую свободу и равноправие. Петрухе все это очень понравилось — говорил студент красиво.

Когда в городе установилась советская власть, студент сам предложил Петрухе заняться настоящим делом, и первым заданием для него было оказание помощи большевистской ячейке, которая остро нуждалась в деньгах. Дело в том, что Петруха как-то рассказал студенту о двух рулонах дорогой кожи, которые с давних пор хранились у отца: один рулон красного сафьяна, а другой — шевро. Вот эти-то рулоны и нужно было ночью тайно вынести из мастерской, продать, а деньги употребить на благородную революционную деятельность.

Петруха поначалу здорово струхнул и сказал, что отец убьет его за воровство. Студент-большевик оскорбился, разгневался и объяснил Петрухе, что революционеры не занимаются воровством, что акт, который он предложил Петрухе произвести, называется экспроприацией и что это совершенно другое дело. Он тут же привел в пример одного известного революционера, такого же маленького ростом и рыжего, как Петруха, да еще рябого и сухорукого, который, несмотря на все это, отважно грабил банки… — тут студент сказал, что оговорился, что не грабил, а — экспроприировал деньги. Он объяснил, что эти деньги и помогли партии совершить революцию, после чего отважный экспроприатор был избран в политбюро и теперь стал одним из великих вождей трудящихся.