Булат Жандарбеков - Томирис

Тохары угрожающе зашумели и двинулись на Рустама. Он, спешенный, стоял перед толпой, скрестив руки на груди, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Жестом он остановил двинувшихся ему на помощь всадников-тиграхаудов. Тохары надвинулись стеной, но никто из них не решался первым замахнуться на Рустама. Кабус оглянулся на Хусрау, но хитрый Хусрау, увидев, что ни караты Кабуса, ни его аланы не поддержали тохаров, сделал вид, будто не заметил призывного взгляда сообщника.

Томирис появилась неожиданно. Она вышла из шатра, отстранила жестом бросившегося к ней Рустама и встала перед массагетами. Кинула взгляд поверх голов вдаль — горизонт был пуст. Массагеты уважали и любили свою мужественную золотоволосую царицу, и при ее появлении гул стал затихать.

"Если костер затухает, надо подбросить хвороста",— подумал Хусрау. Он сделал несколько шагов вперед и остановился напротив царицы, выставив правую ногу и заложив руки за широкий кожаный пояс в знак мирных намерений. Обращаясь к Томирис, он сказал:

— Царица, славен твой род. Массагеты до сих пор оплакивают мудрого Спаргаписа, твоего отца. И несмотря на то, что он изгнал наших сородичей, оставшиеся аланы сохранили верность и ему, и тебе, его дочери, смело сражаясь в войне с савроматами и против своих прежних сородичей, перебежавших к нашим врагам. С благоговением мы вспоминаем твоих дедов и прадедов: Мадия, Партатуа, Ишпакая, славных царей и могучих богатырей, далеко прославивших грозное имя саков. Но их нет! Обратившись в святых духов, они взирают на нас с небес и горько сетуют, что нет их среди нас в эти черные и грозные дни, когда на массагетов идут страшные персы. И тревогу наших святых духов-покровителей понять можно — разве сумеет противостоять газель льву! Твоим ли рукам удержать поводья в этот грозный час, царица? Льву может противостоять лев. И у нас был такой лев. Был... как больно говорить это слово о цветущем, полном сил человеке. Какое несчастье, что слава и гордость сакского народа стала его стыдом и позором. Он плохой муж, он слабый правитель, самым жалким образом проворонивший свой престол и тем самым посеявший рознь между двумя народами-братьями. А как сейчас необходимо единство массагетов и тиграхаудов! Упустив свой трон, он опозорил и золотой трон массагетов, когда пошел в наймиты к персидскому царю и этим навлек на массагетов могучих и грозных персов, потому что персидский царь, заимев слугу из царского рода, пожелал и весь сакский,народ превратить в своих рабов! Самой страшной казни мало за такое злодеяние. Во что ты превратился, Рустам? Л вина за твое падение падает на... царицу!— неожиданно повернул Хус-рау.— Недаром в народе говорят. "Хорошая жена и из плохого мужа сделает человека". А у тебя, царица, воин, герой и богатырь превратился в тряпку. Так сможешь ли ты, не сумевшая справиться со своим мужем, справиться с Киром, покорившим тысячи народов, да постигнет его гнев богов! Настал тяжкий час, когда мы, по милости твоего мужа Рустама, остались без союзников, один на один с персами, и тебе ли под силу слить воедино массагетов, когда ты посеяла раздор в своем народе, поссорив тохаров с гузами? Язык не поворачивается упрекать тебя в злом умысле, нет, ты старалась и правила нами в меру своих возможностей и разума, но тяжкое бремя власти оказалось тебе не под силу, а помощь и мудрые советы вождей — отцов народа ты отвергла, желая править самовластно. Этим ты оттолкнула от себя вождей, и теперь, пока еще не поздно, прояви к своему многотерпеливому народу милосердие и великодушие, а к своему сыну, твоей плоти и крови, материнскую любовь и благородство и уступи ему свой трон. И клянусь всеми богами, что мы, вожди всех племен, поможем твоему сыну, носящему имя своего славного деда, своими мечами укрепить власть и победить персов. А ты доживешь остаток своих дней в почете и достатке. Сделай так, и о твоем благородстве, самопожертвовании и самоотречении будут петь песни, восхваляя немеркнущий подвиг матери!

Томирис вновь окинула взглядом горизонт, но он был по-прежнему пуст.

— Да, Хусрау, я мать! И как мать я не отдам своего сына, еще не окрепшего львенка, иа растерзание таким хищникам, как ты,— сказала Томирис и, словно забыв о Хусрау, обратилась к народу:— Массагеты! У меня ведь не один сын — Спаргапис, я царица, значит, мать всего моего народа, и все вы мои дети! К вам обращаюсь я, и пусть между нами не стоят посредники. Меня здесь упрекали в раздорах между тохарами и гу-зами. А разве мать, если она настоящая мать, а не мачеха, могла жить спокойно, когда один сын обжирался до отвала, а другой подыхал с голоду? Тохары! Разве не по-братски было временно поделиться с гузами? Я не верю, что у вас зачерствели сердца, и жадность залила злобой глаза, нет! Давно уже гузы пасут свой скот на отвоеванных землях Хорезма и каспи-ев, а мои и ваши враги не унимаются, пытаясь очернить меня и раздуть пламя раздора между вами. Перед лицом грозной опасности так могут поступать только низкие и подлые люди, для которых нет ничего святого!

Семнадцать весен назад мой отец оставил нас, чтобы превратиться в божественный дух. Тяжкое бремя легло на мои юные и неокрепшие плечи. Не все было гладко. Но все эти годы я была с тобой, мой народ, с вами я делила горести и радости, и мой акинак не дремал в ножнах, и в битвах с врагами я сражалась плечом к плечу с вами. В мое, как говорят некоторые, "плохое правление" широко раздвинулись пределы наших земель и пастбищ. Присмирели грозные савроматы, склонили головы перед нашими мечами гургсары и каспии. Дрожит перед топотом сакских коней богатый Хорезм, трепещет Согдиана. И все эти годы я чувствовала могучую опору в тебе, мой народ, и за это низко тебе кланяюсь.

Здесь говорили о Рустаме... Говорили те, кто недостоин быть подошвой его сапога, и называли его "чужаком". Массагеты! А разве не этот чужак-тиграхауд спас тебя, мой народ, в битве с гургсарами? Разве он прятался за ваши спины, а не шел первым на врага, добывая своим всесокрушающим мечом победу? И не из-за корысти или славы пошел служить персу Рустам, он богат, а слава его переживет его самого. Ради вас, маесагеты, сын царя пошел служить персидскому царю. Он предупредил грозящую вам беду и узнал врага, с которым нам гфидется сражаться, и, как всегда, грозный меч Рустама будет с вами, маесагеты, наводя ужас и страх на врагов. Его благородство равно его мужеству, и вы это знаете, как и знаете то, что не было подобного воина еще на нашей земле. А грязные заговорщики обливали грязью великого воина, меня, вашу царицу. Нет, не о тебе пеклись они, вовлекая тебя а темное и гиблое дело, и не о моем сыне. О себе! Это они, персидские прислужники и гнусные предатели, хотели ради своих подлых целей ввергнуть вас, массагеты, в пучину раздоров перед надвигающейся грозой и этим обречь тебя, мой народ, на пора бощение. Что покойному Шапуру и пока еще здравствующим Хусрау и Кабусу до вас, когда они делят и не могут поделить мой трон! Тохары, караты, аланы, дети мои, к вам обращается ваша царица: подлые люди обманом хотели вас вовлечь в братоубийственную войну, гибельную, потому что* против вас — большинство! Девять племен стоят за моей спиной. Смотрите! С этими словами Томирис обернулась к шатру. Из него вышли вожди массагетских племен. Первым шел седоусый Скилур, вождь абиев, за ним Беварасп, вождь славных гузов, затем Рохбор, вождь сильного племени даи-дахов, следом — Михраб, Азарпис, Рухрасп, Арифарн, Хазарасп, Таксакис, вожди асиев, комаров, сакараваков, апасиаков, ятиев, аската-гов. Кабус и Хусрау покрылись мертвенной бледностью, это был удар, отразить который не было никакой возможности.