Булат Жандарбеков - Подвиг Ширака

К счастью, несмотря на эту омерзительную теорию и вопреки ей, и отдельные люди и целые народы во все времена общались и дружили между собой, перенимали лучшее друг у друга, взаимно обогащаясь, совместно совершенствуя мир. Нет народа состоящего из одних только праведников и негодяев.

Каждый народ рождает своих героев и подлецов!

Знаменитая ладья сыграла свою роковую роль. Амасис, убедившись, что даже грозная опасность, нависшая над страной, не примирит непримиримых, что для каждого из его приближенных свое, мелкое — ближе и дороже, чем судьба людей, отчизны, махнул рукой и прибегнул к испытанному средству на этом судне для забвения горестей, навалившихся со всех сторон. Вышколенные слуги привычно накрыли стол, появились музыканты, танцовщицы и гетеры...

Все грек: Архелай — предводитель спартанцев, Ион из Милета — начальник карийских гоплитов, Лисандр из Фив, Хрисанф из Аргоса, критянин Ментор, афинянин Ификрат, самоссец Анаксарх — командиры наемных отрядов — сразу же почувствовали себя в родной стихии, охотно осушая чаши с вином, громко смеясь и переглядываясь, а порой осмеливаясь бесцеремонно перебивать самого фараона. Они с готовностью, выполняя волю Амасиса, рассказывали скабрезные истории, до которых Его Величество был большой охотник, несмотря на присутствие супруги фараона Ладики. Впрочем, не смущаясь сальностями и круто посоленными выражениями, весело, до слез хохотала и египетская царица.

Но совсем неуютно чувствовали себя чопорные египтяне. Их коробило все. И то, что Высший Совет был собран на этой богомерзкой ладье, и то, что рядом с ними — благородными пи-роми нагло восседают иноземные варвары, а рядом с его величеством, о боги, непотребная и бесстыжая девка, развратная гречанка из Киренаики, в то время когда во дворце оставлены жены, в чьих жилах переливается драгоценная царская и княжеская кровь.

Богатые египтяне тоже любили и умели задавать пиры и принимать гостей, но как это разнилось от распущенной оргии, которую они вынуждены лицезреть здесь! У них пир — наслаждение глубокомысленной беседой и искусством кулинаров и поваров, чарующим мастерством музыкантов, певцов и изящных танцовщиц — которые не чета этим вульгарным гречанкам, единственная цель которых зажечь похотливым вожделением мутные глаза потерявших человеческий облик пропойц.

Амасиса сначала смешили кислые физиономии его египетских подданных, но постепенно под влиянием винных паров стали раздражать. Он обратился к ним с тостом, воспевающим благородство пи-роми! Строгий и требовательный взгляд, сопровождающий этот тост, заставил сановников покорно осушить полные бокалы из дорогого цветного стекла. А фараон не унимаясь стал предлагать тост за тостом, обращаясь поименно к своим вельможам и заставляя их пить и пить подряд. Вскоре не привыкшие к таким лошадиным дозам египтяне раскисли, им стало все-все безразлично... только Уджа-Гор-Рессент, который был все-таки моряком, хотя и египетским, держался из последних сил, хотя его мутило, и голова шла кругом. У него все плыло перед глазами, двоилось, но он, стараясь сохранить на лице улыбку, давно превратившуюся в какую-то странную, застывшую гримасу, с готовностью кивал головой, и зачастую невпопад, Архелаю, который, положив свою лапищу на плечо адмиралу флота его величества фараона Египта и дыша прямо в ноздри гнуснейшим перегаром, громким шепотом рассказывал интимнейшие подробности о ее величестве, которая еще недавно, босоногая, бегала в Киренаике, увертываясь от щипков гоплитов, которым продавала козье молоко... “О всесильные боги, дайте мне силы вынести все это! Что за сборище, тьфу! Фараон — Бог, сын Бога обнимается с этими нечистыми, о боги, так ронять свой священный сан!

Вот что-то виднеется... какой туман в голове. Нет, плывет что-то... кажется, челн... или судно? Кажется, два судна? Марево какое-то... одно судно... Ну да — одно! И кто-то кричит... какой-то человек... даже через борт перегнулся... Что он кричит?.. Не разберу что-то... А-а-а, это же начальник охраны варвар Леонид... Вишь, как орет! Словно у себя в казарме! И кому кричит? Его величеству фараону, господину и повелителю Нижнего и Верхнего Египта...”

Наконец и все обратили внимание на другое судно. Постепенно смолкла музыка, утих шум. Все с усилием стали вслушиваться. Не разобрали. Закричали вразнобой, переспрашивая. Наконец поняли... Все бросились обнимать друг друга, не разбираясь, кто грек, кто ливиец, эфиоп, а кто пи-роми.

— Погиб!

— Сгинул!!

— Подох!!!

— Кир!!!!!

Гульба пошла вовсю! Присоединились и прибывшие на судне с замечательной вестью. Все кричали, орали, хохотали, пели и пили, уже не зная никакой меры и удержу. Пьяные тут же валились под ноги пирующим, несколько египтян, перегнувшись через борт, блевали в чистую и прозрачную, как слеза, воду.

Хмельная Ладика повернулась к Амасису и увидела, что фараон плачет. Встревожилась.

— Что с вами, мой господин?

— Кккииирра-а жжжжалко-оо... — жалобно протянул Амасис, размазывая рукой слезы по лицу.

ГЕТЕРА ИЗ МИЛЕТА

Артемисия

Артемисия была дорогой гетерой. Гекатонбаойон — сто быков, то есть цена ста быков была ценой любви Артемисии. Ее мать, неглупая и энергичная женщина, надрываясь в непосильном труде, не брезгуя торговать своим телом в портовых кабачках для неприхотливых матросов и рыбаков, дрожа над каждой монеткой, сумела пристроить свою дочь в храм богини Геры и оплатить ее учебу у лучших учителей Милета: мудрых философов, знаменитых ораторов, популярных певцов и музыкантов, искусных гимнастов и танцоров. Опытным глазом распознав в нераспустившемся бутоне цветок невиданной красоты, мать выбрала единственной дочери, неизвестно от кого родившейся, судьбу, в которой та хотя бы не познает иссушающую нищету при своей красоте, а моральная сторона профессии ее дочери меньше всего заботила портовую проститутку. Да и чем лучше жизнь знатной добродетельной гречанки, после эпигамии ставшей законной женой, а потом запертой в гинекее своим мужем в четырех стенах? По крайней мере, жизнь ее ненаглядной девочки будет насыщенней и интереснее, чем затхлая жизнь "честной" матроны.

Умная и способная девочка буквально как губка впитывала в себя знания и уже вскоре была замечена знатоками и любителями новинки. Сначала она получала приглашения на скромные застолья, но обаятельная и образованная, с каждым днем все хорошеющая и хорошеющая гетера становилась все известнее, росла ее популярность, возрастала и цена. А когда из-за юной гетеры стали приезжать богатые любители сладенького из Фив, Коринфа, Крита, Самоса, Лесбоса и даже из самих Афин, то стоимость ее возросла до такой степени, что ее присутствие стало престижным и делало честь щедрости хозяина, являясь знаком особого уважения к его гостям, что очень льстило их самолюбию.