Булат Жандарбеков - Подвиг Ширака

— Ты словно сожалеешь, что она этого не делает? — сердито сказал Гистасп, но на сердце у него немного отлегло.

— Конечно! — воскликнул Фанет, — А разве ты, Гистасп, или ты, Гобрий не вторглись в беззащитную вражескую страну, будь вы на ее месте? Отвечайте, положа руку на сердце и без всякого лицемерия!

Гистасп и Гобрий промолчали.

— То-то! Уж наш Кир если бы победил, то не оставил бы и названий от их кочевий — все превратил бы в пепелище. Ну ладно, я рад, что вижу вас здравыми и невредимыми. Вы избе жали большой беды из-за миролюбия степной царицы. Я тоже на нее не в обиде за отказ от моих услуг — с тоски сдохнешь в их степях! Царица, щедро наградив меня, отпустила на волю, чисто по-женски посоветовав мне вернуться к родному очагу, к жене и детям, не проливая из-за куска металла чужую кровь и не рискуя собственной жизнью. Совет, конечно, благой, но я ему не последую. Я разучился что-либо делать, кроме как воевать, и мне скучно без грохота боя и лязга железа. Ну а теперь ваша очередь рассказывать. Что нового в мире? Как ваш новый господин? — всмотрелся и спросил — Что, плохо, друзья?

Крез колебался лишь чуть-чуть, у него мелькнула мысль — купить благоволение Камбиза жизнью Фанета, но тут же растаяла. Нечего тешить себя, он навсегда отрешен от дел царства, и это предательство уже не сослужит ему службы. Пусть живет Фанет.

— Что тебе сказать, Фанет? Вчера еще мы были могущественны и счастливы, а сегодня, можно сказать, — живые трупы. Я, бывший царь, близкий друг и советник великого Кира, отрешен от всех дел и выслан из столицы в глухую провинцию. Гистасп, знатнейший из знатных, из царского рода Ахеменидов, сослан в дикую Маргиану и “приятной” соседкой ему будет твоя любимая царица, а Гобрий первый полководец нашей державы, послан нашим повелителем в пасть к разлюбезной Томирис. Как ты думаешь, удастся нашему другу Гобрию остаться в живых и привезти прах нашего незабвенного повелителя?

Гобрий прямо-таки впился взглядом в Фанета, который, задумчиво покачивая головой, сказал:

— Ну что сказать тебе, Гобрий? Не настолько уж я знаю эту женщину... Она же отдала кровожадный приказ не щадить никого, и она же подарила мне жизнь... Она женщина, Гобрий, а поступки женщины невозможно предугадать, и этим все сказано... Спасибо тебе, Крез. Я понял, что Камбиз далеко не Кар, а раз Камбиз отпадает, то мы, наверное, не увидимся. Может быть, в бою?.. Как только кончится серебро царицы, мне придется искать работу и нового господина... Желаю вам всем счастья и удачи, а особенно тебе, Гобрий. Прощайте!

— Иди к Амасису, ему понадобятся смелые воины и острые мечи, — сказал Гистасп.

— Спасибо, Гистасп. Я, наверное, заверну к семье в Галикарнас, а затем, по твоему совету, загляну к Амасису. И если подойду к нему, а он мне приглянется, то тогда мы наверняка встретимся в бою.

— Со мной вряд ли, а вот с моим Дарием возможно.

— Обещаю тебе щадить его, если он ответит тем же.

— Я скажу ему об этом, Фанет.

Из всех фараонов ХХVI династии Амасис был, безусловно, наиболее яркой фигурой, и память в народе о веселом, простом и доступном добром царе надолго пережила ею самого, хотя, если сказать по правде, его правление особых облегчений народу не принесло. Наверное, сыграло свою роль и то, что Амасис был последним независимым фараоном-египтянином. Амасис (тронное имя Яхмос II), совсем не походил на “благого бога, сына и почитателя богов”, и на тьму своих предшественников, носивших этот благозвучный титул более трех тысяч лет! Сам он был весьма нелестного мнения об этой бесконечной веренице живых истуканов, восседавших на троне Египта. Исключение он делал только для двоих — фараона Рамсеса II, двухметрового царя-вояки, и Эхнатона — фараона-еретика, ненависть жрецов к которому не погасили и девять столетий, прошедших со дня его смерти. Притом Амасис отдавал предпочтение Эхнатону, так как, сам большой храбрец, считал, что все, сделанное Рамсесом II, и ему вполне по плечу.

Восхищаясь деяниями Эхнатона, Амасис пытался подражать фараону-бунтарю, но ему не хватало масштаба мысли, фанатичного стремления претворить высшую идею в жизнь. По сравнению с Эхнатоном действия Амасиса выглядели как-то легковесно и даже легкомысленно.

Когда дальний и весьма сомнительный родственник по материнской линии правящего фараона Априя — Амасис предъявил свои претензии на египетский престол, никто в Египте не воспринял этого всерьез. Настолько дико и нелепо все это выглядело. Какой-то главарь шайки наемников, по утверждению злых языков не брезговавший даже “пошалить” на “большой дороге”, бросил вызов властелину Нижнего и Верхнего Египта!

Но очень скоро Амасис заставил считаться с собой. Умный и дерзкий, он нащупал слабинку в, казалось бы, монолитной и неуязвимой позиции Априя. Фараон Априй после неудачной войны с Вавилоном, когда победоносный Навуходоносор лишил Египет последних владений в Сирии и Палестине, окончательно убедился в том, что за долгий период иноземного владычества египтяне разучились воевать и побеждать. А поэтому, не надеясь больше на воинственность своих подданных, стал вербовать наемников в Элладе, Малой Азии, Эфиопии, Ливии. Предпочтение отдавалось наиболее дисциплинированным и боеспособным грекам. Для египтян, переживших попеременно долгое иноземное владычество ливийцев, ассирийцев, эфиопов после освобождения, обострившего национальное чувство, такое грекофильство фараона было как острый нож, и этим воспользовался Амасис. Он провозгласил, что его высшая и благородная цель — возрождение национального духа и изгнание всех иноземцев со священной земли Египта. “Страна Та-Кемт — только для “пи-роми” (“доблестных”)!” — не уставал повторять он. Понятно, что у египетских воинов, посланных против мятежника, просто рука не поднималась на такого пламенного патриота египетской земли. И они стали толпами переходить на сторону верного сына Египта. Для законного фараона дело начинало принимать дурной оборот, и он, чтобы выиграть время, то ли полагая действительно убедить, послал к предводителю восставших знатного вельможу Патарбемиса с увещанием образумиться и прекратить мятеж.

Амасис встретил посланца фараона верхом на коне во главе всей своей вооруженной до зубов армии и, выслушав Патарбемиса, слегка приподнялся и, испустив ветры под громовой хохот своих головорезов, велел отнести этот “ответ” его величеству Априю.

Вернувшись, глупый вельможа наивно передал “ответ” Амасиса фараону, и разгневанный Априй приказал отрезать нос несчастному Патарбемису. Оскорбленная таким надругательством над одним из родовитейших вельмож знать в своем большинстве, оставив Априя, перешла на сторону его врага.