Владимир Сашонко - Коломяжский ипподром

Попов сказал раздумчиво:

– А ведь мне довелось видеть оба острова, что перед нами, с высоты поболе, чем эта. Можно сказать – с неба. Ах, какие то были прекрасные дни, какое великое счастье я испытывал, подымаясь в воздух. Вот это была весна!

– Вы имеете в виду каннскую неделю?

– Да, ее. А следом за ней пришла и петербургская – мое счастье, мое горе...

– Помню, любезный Николай Евграфович. Как же. Хорошо помню те дни, когда газеты взахлеб писали о ваших подвигах. Читал. Хотя, должен вам признаться, не слишком верил в перспективность авиационного дела. Я, знаете ли, человек старой закалки, а все старики, наверное, ретрограды. Да и корабельная палуба вы глядела куда внушительнее и надежнее, чем ваши «стрекозы».

– Вы и сейчас такого же мнения?

– Ну уж нет. Не считайте меня законченным невеждой и упрямцем. Говорю, что было. Теперь вот война многих и многому научила, в том числе и меня. Было бы глупо закрывать глаза на то, что авиация становится внушительной боевой силой. Но и «цеппелины» тоже показали себя. Немцы сумели сполна использовать их возможности. Вспомните последние их налеты на Париж и Лондон.

– Вот мы и снова заговорили о войне, дорогой Федор Федорович, хотя с утра условились не касаться хоть один день этой темы.

Адмирал рассмеялся:

– Верно, верно. Да только куда ж от нее денешься? Если на это море глядеть, так кажется, кругом покой и благодать. А в ту минуту, когда я произношу эту фразу, сколько солдат расстанется с жизнью! А сколько будет изувечено, ранено, отравлено газами!.. Да, голубчик, никуда нам с вами от этого не укрыться. Хотите вы того или нет. Война-то разбушевалась такая, какой свет не видывал. Вон сколько держав в нее втянулось! Какие людские массы вовлечены.

– Федор Федорович, а скажите: что, по вашему мнению, нужно для того, чтобы ускорить возвращение раненых солдат в строй? Ведь это, насколько я понимаю, очень важно: восполнение потерь – всегда одна из самых острых проблем на войне, даже для такой страны, как Россия.

– Целиком с вами согласен. Солдата-фронтовика надо возвращать в строй елико возможно скорее. Он уже стреляный воробей и один десятерых новобранцев может заменить, плохо; наскоро обученных и робких. А вот как ускорить выздоровление, – адмирал пожал плечами, – то, пардон, тут я должен признать свою некомпетентность. Это дело лекарей.

– Но позвольте с вами не согласиться, уважаемый Федор Федорович. То есть лекари-то, конечно, лекарями, да только и общество здесь кое-что существенное могло бы сделать.

– Не понимаю. Какое общество?

– Ну, я имею в виду прежде всего наше, русское, разумеется. То самое, что собирало добровольные пожертвования и вам на ваши дредноуты, и нам, летунам, на аэропланы.

– И что же? – продолжал недоумевать адмирал.

– А вы помните, уважаемый Федор Федорович, о чем мы с вами беседовали вчера на этом же самом месте, сидя на этой самой скамейке?

– Да, конечно.

– Помните, я вас спросил: «Что вы сделали с собою, адмирал? Вас нельзя узнать. Вы помолодели на полвека. Какой колдун влил в вас новую жизнь? Где вы нашли вашего Мефистофеля?» И что вы ответили?

– Что все хорошее, бредя по жизненной дороге, я находил ненароком. Так случилось открыть мне и талисман, прогнавший дряхлость из старых костей моих.

– Правильно. А потом вы рассказали о роще близ Цюриха, где вы набрели совершенно неожиданно на здравницу пастора Штерна в Вайдберге. Там исцеляют не врачи и не особые воды, а воздух, солнце, лесные настои.

– Да, да, я говорил это.

– И вы застряли там на несколько месяцев. И словно воскресли и помолодели на много лет.

– Истинно так.

– А я в связи с этим вспомнил подобное заведение доктора Ламана в Саксонии, которое, в свою очередь, воскресило меня из мертвых. Только ему я обязан, по сути дела, тем, что сижу гут сейчас с вами, забросив осточертевшую клюку, любуюсь красотой моря, толкую о войне и даже... Признаюсь, дорогой Федор Федорович, – Попов сделал паузу и понизил голос, – даже сам еще думаю принять в ней посильное участие. Да-а-а! Н удивляйтесь...

А удивляться и впрямь было чему. Уж если и существует понятие «воскрешение из мертвых», то Попов имел на него полное право. А главную заслугу в этом он, не без оснований, приписывал санаторию доктора Ламана и тем природным силам, на которые он положился и которые оказались лучшими целителями. Он и раньше, еще в юности, высоко ценил их, но теперь уверовал в них до конца, безоговорочно и глубоко. И полагал, что такая вера может принести великое благо миллионам людей.

Вспыхнувшая в августе 1914 года мировая война продолжалась, и конца-края ей не было видно. Попов испытывал какую-то неловкость: миллионы русских людей сражаются с врагом на суше, на море и в воздухе. А он, участник двух войн, один из первой тройки русских авиаторов, автор первой на русском языке обстоятельной книги об использовании авиации в военном деле, вынужден сидеть вдали от фронтов, в аркадской тиши Французской Ривьеры, и только по газетным сводкам внимательно следить за всем, что происходит на фронтах, и прежде всего – в воздухе. Но газетные сообщения скупы на слова. Много из них не почерпнешь. А как бы хотелось знать побольше! Ну, к примеру, о действиях русской авиации на Юго-Западном фронте, где она проявила наибольшую активность и добилась успехов, где совершил свой выдающийся подвиг Петр Николаевич Нестеров, где ловко и дерзко сражался с австрийскими асами сотник Вячеслав Матвеевич Ткачев, ставший первым георгиевским кавалером в авиации.

Поняло ли русское высшее командование, какую большую ценность представляет военная авиация, или активные действия летунов Юго-Западного фронта объясняются главным образом тем, что заведующим организацией авиационного дела на этом фронте был великий князь Александр Михайлович? Моряк, ставший поборником и неплохим знатоком авиации, он не раз вступал в конфронтацию с Генеральным штабом, где преобладали «пузырники» – приверженцы воздухоплавания, и с самим царем – своим двоюродным племянником.

Руководство русской авиацией было распылено, что не могло не сказаться отрицательно на ее действиях. Только в начале пятнадцатого года Ставка решилась на то, чтобы как-то упорядочить его, и учредила единую должность заведующего авиацией действующей армии с подчинением ее штабу верховного главнокомандующего. Должность эту занял великий князь. Принесет ли сие ощутимые результаты? Или все ограничится чистейшей формальностью?

Попову трудно было сидеть сложа руки. Но чем он может помочь сражающимся соотечественникам и их союзникам? Надо что-то предпринимать.

Прежде всего он еще раз съездит в санаторий, чтобы закрепить достигнутое. Съездит в Андорру, в Пиренеи. В этом крохотном горном государстве есть прекрасное, по отзывам, курортное заведение Франсиско Пла с сернистыми и сероводородными ваннами, с минеральными водами. Они будут ему весьма кстати.