Лион Фейхтвангер - Лже-Нерон

Когда затем полковник Фронтон сообщил, что горшечник Теренций бежал в храм Тараты, откуда римляне не смогут его заполучить без нарушения договоров и без серьезного для себя риска, его все еще скорее забавляла, чем беспокоила эта история. Он удивился, что его советники отнеслись серьезно к этому комическому инциденту. Вежливо, слегка иронически и с изрядной долей надменности писал он правительству царя Маллука, что просит, по возможности, оказать помощь его наместнику Фронтону - в соответствии с договорами - при аресте римского подданного Теренция Максимуса. Он слышал, что вышеназванный Теренций прибегнул к покровительству богини Тараты. Если бы на его территории человек, преследуемый властями Эдессы, искал убежища в римском храме, то он, Цейон, постарался бы взять молодца измором или выкурить его; он не сомневается в успехе. Он был бы обязан эдесским правителям, если бы они возможно скорее урегулировали это дело.

Большинство советников царя Маллука были арабы, они почитали арабские божества - светила Ауму, Азис и Дузарис, а не сирийскую богиню Тарату. Тем не менее, читая письмо губернатора, они насупились, выражая этим неудовольствие по поводу непочтительного тона, в котором римлянин говорил о любимой богине сирийцев.

Маллук и Шарбиль сидели в тихом, увешанном коврами рабочем покое. Слова их чередовались с длинными паузами, плескался фонтан.

- Этот западный человек, - сказал своим глубоким спокойным голосом царь, - по-видимому, не очень-то боится твоей богини Тараты, жрец Шарбиль?

- На Западе, - возразил Шарбиль, - много родилось и погибло империй, а богиня Тарата три тысячи лет простирает руку над своим прудом, и ее рыбы плавают так же, как и три тысячи лет тому назад.

- Ты, значит, не собираешься брать измором того человека в храме? - спросил царь, и в его равнодушном голосе слышалась легкая насмешка над римлянином.

- Я далек от того, - с благородным негодованием ответил жрец, - чтобы нанести такое оскорбление богине. Она достаточно богата, чтобы пропитать бежавшего к ее алтарю.

На Востоке люди не торопятся. Прошло две недели, прежде чем царь Маллук ответил на письмо римского губернатора. В своем послании он в длинных поэтических фразах распространялся о том, как велика Римская империя и как велика богиня Тарата. Он, царь Маллук, пламенно желает служить своим римским друзьям, но тверда, как горные скалы, его верность клятве, а ведь, возложив, милостью неба, корону на свою голову, он поклялся чтить всех богов страны. Поэтому ему не осталось ничего иного, как передать письмо губернатора верховному жрецу Тараты, ответ которого он прилагает. Шарбиль со своей стороны разъяснил: глубоко, как море, благоговение эдесской страны перед богиней Таратой. Как ни стремится он, Шарбиль, служить своим могущественным друзьям на Западе, для него совершенно невозможно прикоснуться к гостю богини, нашедшему убежище в ее храме. Такое осквернение своей святыни она покарала бы страшной карой - огнем и водой, молнией, мечом и мором, она покарала бы не только Эдессу, но и всю Сирию. Этого не приходится разъяснять такому мудрому человеку, как римский наместник.

Прочитав цветистые письма царя и верховного жреца варваров, Цейон с неудовольствием швырнул их на стол. Если этим восточным людям понадобилось две недели, чтобы состряпать свои послания, то ему для ответа не понадобится и часа. Он в повелительном тоне предложил Шарбилю, господину над храмом Тараты, немедленно прибыть в Антиохию, чтобы ликвидировать конфликт.

- Эти римляне, - сказал жрец Шарбиль, беседуя с царем Маллуком в покое с фонтаном, - мало понимают свойства живого существа. Зачем лисе отправляться в пещеру льва и к тому же еще немедленно?

Через две недели он написал в Антиохию, что как ни почетно для недостойного Шарбиля приглашение западного господина, он, к сожалению, не может его принять. Сейчас как раз та пора, когда священные рыбы в пруде богини Тараты мечут икру. Для верховного жреца нет никакой возможности покинуть территорию богини в столь значительный момент, не разгневав ее и не накликав несчастья на всю страну.

До сих пор Цейон смеялся над дешевым провинциальным фарсом, который разыгрывал там этот мелкий римский мошенник, этот горшечник, бывший раб. Теперь он пришел в ярость от этого насмешливого и упорного сопротивления эдесских князьков.

- Действовать решительно, - мысленно сказал он, скрежеща зубами, когда получил отрицательный ответ от Шарбиля. - Послать солдат в Эдессу, шесть тысяч, восемь тысяч. Тогда мы поглядим, куда денется богиня Тарата с ее рыбами и прочей дрянью.

Тем не менее, он многому уже научился за время пребывания своего на Востоке и поэтому быстро справился с припадком гнева. Нельзя было рисковать занятием Месопотамии и войной с Артабаном только для того, чтобы завладеть этим смехотворным Теренцием. Против змеиной изворотливости и цветистого лукавства восточных негодяев можно было действовать только окольными дипломатическими путями. Он начал понимать, что выступление Теренция, пожалуй, нечто большее, чем трюк мошенника; за ним, возможно, стоят более могущественные силы, какие-нибудь парфянские сановники. Пожалуй, Варрон не был неправ, советуя признать Артабана. Жалко, что он, Цейон, был с ним несколько резок. Как ни трудно выносить поведение этого человека, он теперь охотно посоветовался бы с ним. Он обрадовался, когда сенатор, наконец, снова показался в губернаторском дворце: Варрон давно уже не подавал о себе вести, по-видимому, обиженный тем, что вопреки его совету, признан был Пакор.

- Хорошенькие дела творятся в нашей Эдессе, - весело сказал губернатор в легком светском тоне. - Вы осведомлены, мой Варрон?

- Да, - ответил Варрон, - мой управляющий Ленеус прислал мне обстоятельный доклад.

- Вот он, ваш Восток, - с деланным добродушием проворчал Цейон.

- Ведь я же сразу сказал вам, - спокойно, но не без оттенка серьезности в голосе, заметил Варрон, - следовало стать на сторону Артабана.

- Вы и в самом деле думаете, - спросил губернатор, но теперь он уже оставил свой легкий тон и сидел неестественно прямо, - что между претендентом Артабаном и этим мошенником существует какая-нибудь связь?

- Ведь это же ясно, как день. - Варрон пожал плечами. - Правители Эдессы не могут мирно ужиться с вами после тяжелого удара, который вы нанесли им, признав Пакора. Без попустительства эдесских властей история с Лже-Нероном не могла бы зайти так далеко.

- Какой интерес эдесским властям, - опять спросил Цейон, - помогать этому мелкому мошеннику?

- Эдесские власти, - спокойно объяснил ему Варрон, - заинтересованы в претенденте Теренции точно в такой же мере, в какой вы заинтересованы в претенденте Пакоре. Хотят создать для вас неудобное положение. По-видимому, это удалось.