Айбек - Навои

Навои подробно рассказал царевичу о положении государства и сообщил, что приехал с целью устранить разногласия, вражду и недовольство. Он подкрепил свои слова бесчисленными примерами из истории, пытаясь подействовать на разум и совесть царевича. При этом он, не стесняясь открыто высказал Бади-ад-Заману обидные для его самолюбия истины, от которых царевич то бледнел, то краснел.

— Я всю жизнь желал увидеть такого государя, который был бы совершенным человеком, но к сожалению, я видел его только в мечтах, — говорил Навои. — Вы знаете и помните, кого я имею в виду, а если забыли, — прочитайте еще раз сказание об Искандере. Вот настоящий повелитель, сокровище добродетелей. В вас нет и тени его достоинств. Вы не годитесь ему даже в нукеры. — Бади-аз-Заман низко опустил голову. Глубоко вздохнув, словно терзаемый душевной болью, он начал жаловаться на несправедливость отца. Наконец он сказал:

— Отклонить просьбу столь великого и дорогого учителя, как вы, было бы тяжким преступлением. Из любви к вам я выражаю согласие и прошу вас призвать моего отца к правосудию и справедливости.

Навои обрадовался. Пожелав царевичу всяких благ, он осведомился о положении дел в области. Потом вышел, чтобы повидаться с друзьями.

Прошло три-четыре дня. Однажды, возвратившись домой, поэт узнал от слуг, что его призывает к себе Бади-аз-Заман Войдя в палату, где сидел царевич, Навои нашел его мрачным и печальным. Поэт удивленно спросил:

— По какому делу вы хотели меня видеть?

Бади-аз-Заман ничего не ответил. Он взял с подушки какую-то бумагу, развернул и подал Навои. Пробежав бумагу глазами, поэт затрепетал от гнева. Письмо Хусейна Байкары, адресованное беку крепости Балха, гласило: «Если Бади-аз-Заман-мирза выехал из крепости, то при возвращении не впускайте его обратно и немедленно заключите в тюрьму».

Предполагая, что письмо подложно, Навои стал внимательно разглядывать печать, и его сомнения тотчас же рассеялись.

— Вот какова любовь нашего отца и его верность своему слову, — грустно сказал Бади-аз-Заман. — Если бы мои нукеры скрыли от меня это письмо, я, вероятно, сидел бы сейчас в тюрьме. Но нет! Слава боту, лицемерие разоблачено!

Навои положил письмо перед царевичем и ничего не сказал. Действительно — его переговоры с Бади-аз-Заманом становились крайне двусмысленными. Он проклинал Хусейна Байкару и окружающих его заговорщиков за подлый поступок.

— Увы! — сказал он, вставая. — У наших правителей не осталось ни разума, ни совести. Дух коварства и лицемерия поглотил их достоинства. В речах их нет смысла, в поступках нет стыда. Такого страшного несчастья еще не было.

Бади-аз-Заман поднял голову. Он сказал, что знает, как чисто сердце поэта, как возвышенны его мысли. Но, несмотря на всю его любовь к Навои, разговор о мире теперь невозможен.

— Тогда пусть стыд и позор перед историей, перед всем миром падут на вас обоих. Пусть сын с отцом душат друг друга на поле битвы! Во имя личных распрей, вражды и корысти заливайте кровью землю благословенной родины! Для вас это — молодечество, мужество, геройство Рустама. За каждую каплю несправедливо пролитой крови вы будете навеки покрыты позором перед историей. Пользуйтесь случаем, спешите проявить все ваши дурные качества!

Навои в гневе вышел из палатки и приказал своим спутникам готовиться к отъезду.

Бади-аз-Заман собрал беков и джигитов, знающих военное дело. Были обсуждены вопросы о наборе войска, об увеличении запасов оружия и снаряжения, о месте, где следует дать бой войскам султана Хусейна. После этого началась усиленная подготовка, не прерывавшаяся ни днем, ни ночью. Не имевший опыта в военном деле, Бади-аз-Заман несколько растерялся. По его просьбе Зу-н-нун Аргун-бек и его сын Шах Шуджа-бек прибыли из Кандахара и взяли дело в свои руки. Зу-н-нун Аргун-бек, простой, грубоватый старик, в своей жизни повидавший немало боев, несмотря на преклонные годы, сохранил богатырский вид. В его словах и поступках было много сумасбродства, но это качество украшало его, как косы, — красавицу. Его сын Шах-Шуджа был в том возрасте, когда душа богатыря раскрывается во всей полноте. Он с малолетства сопровождал своего отца в боях, наблюдая войну, как интересное зрелище, рубился на мечах и закалился, дыша воздухом битвы.

Подготовка к войне была еще не вполне закончена, когда пронесся слух, что Хусейн Байкара спешно выступил в поход. Бади-аз-Заман кое-как привел свои войска в порядок и стал лагерем в Тенг-Дере. Вокруг лагеря расставили сильные сторожевые посты. Для выяснения размеров неприятельских сил были тайно посланы Люди. Лагерь по ночам бдительно охранялся; чтобы передовые отряды врага не могли совершить неожиданного нападения.

Однажды вечером на горизонте засверкали костры — это расположились лагерем войска султана Хусейна. Всю ночь в стане Бади-аз-Замана кипела работа. Были собраны сотни пустых повозок и связаны между собой толстыми цепями. Под прикрытием этих повозок пешие стрелки должны были стрелять из луков. Джигиты, проверив сбрую коней, принялись начищать оружие. На рассвете воины в кольчугах и шлемах сели на коней и, разделившись на правое и левое крыло, застыли в ожидании.

Бади-аз-Заман с Зу-н-нуном Аргуном, поднявшись на холм, обозревали расположение вражеского войска. Оказалось, что Хусейн Байкара пришел с огромными силами. Бади-аз-Заман побледнел; лицо Зу-н-Нуна Аргуна было, как всегда, мрачно, решительно и невозмутимо.

— Что поделаешь! — сказал он громким голосом. — Чем бежать за крепостные стены, лучше потерпеть поражение в бою с сильным врагом. Быть разбитым тоже полезно: закаляешься, приобретаешь опыт.

Бади-аз-Заман промолчал. Он поднялся выше на пригорок уже одни. Конница неприятеля, разбившись на две группы, — продвигалась вперед. В центре войска он увидел своего отца, окруженного личными телохранителями. Золотая завязка джиги, прикрепленной к шапке Хусейна Байкары, сверкала на утреннем солнце тонкими язычками пламени.

Совершенно подавленный Бади-аз-Заман сошел вниз в сел на коня, которого держали нукеры. Отступать было поздно. По знаку царевича Шах-Шуджа повел передовые отряды в бой. Зу-н-нун Аргун бросился с правого крыла на помощь сыну. Отряд врагов устремился на повозки, прикрывавшие стрелков, но, не устояв перед стрелами лучников, — отхлынул назад. Другой отряд, сойдя с коней; украдкой приблизился к повозкам и начал выгонять лучников из-под прикрытия, осыпая их стрелами.

Шах-Шаджа-бек и Зу-н-нун Аргун не выдержав напора несметных сил неприятеля, отступали, время от времени снова бросаясь вперед. Но лишь незначительная часть их джигитов следовала за ними; войны, расстроив ряды, обратились в беспорядочное бегство.