Александр Волков - Чудесный шар

– Челобитье, матушка. Девять тысяч мужицких душ тебя просят…

Елизавета, ничего не понимая, развернула сверток и повернулась к свету, чтобы рассмотреть получше. Она нетерпеливо скользила глазами по строкам:

«…а бьют челом тебе, всемилостивейшая матушка-государыня, рабишки твои, прионежские хресьяне…

…а вышеупомянутый Ахрамеев чинит обиды нам и теснит напрасно, отчего пришли мы в крайнее убожество, скудость и нищету…

…и за оное наказывают нас плетьми нещадно, куют в колодки железные да на чепь по неделе и больше сажают безвинно…

…а женишки да детишки наши от лютого глада мрут…

…а допрежь твоего высочайшего всемилостивейшего указа в работу не вступимся, хочь все гладкой смертью помрем…»

Императрица встала, выпрямилась. Гневно взглянула на Алексея. Тот отступил.

– Ты кто такой? – резко спросила Елизавета.

– Ходок от прионежскнх крестьян.

– Обманом сюда пробрался?

Алексей опустил голову.

Дрожь пробежала по спине императрицы.

«Лицом к лицу с опасным мятежником, возмутителем… (Где этот проклятый звонок?) Не подкуплен ли врагами? Выхватит из рукава нож…»

Встал в памяти виденный ночью страшный сон.

«А вдруг приверженец Иванушки, холмогорского узника?.. Ни на кого, ни на кого нельзя положиться… Все злодеи, все враги… Закричать? Нет, боюсь… Надо от него скорее отделаться, выпроводить…»

Притворно-ласково сказала:

– Хорошо, оставь челобитную и иди. Я расследую.

– Правда? Не гневайся, матушка, на грубое слово. Много нашего брата обманывали, теперь уж и верить трудно…

– Ступай, все будет сделано.

– Ладно, верю тебе. Прощай пока.

Алексей пошел к двери. Еще он открывал ее, как Елизавета кошкой прыгнула к столу.

– Ага! Вот он наконец!

Тревожный звон понесся из кабинета. Горовой все понял в одно мгновение.

– Схватят меня! – вырвалось у него. – Спасаться надо! – Выскочив за дверь, он опрометью понесся по сверкающему паркету дворцовых зал.

Императрица, стиснув зубы, неистово звонила. Крупные капли пота катились по ее лицу.

Горовой бежал. Полы ливреи путались у него между ногами. Навстречу ему, загораживая дорогу, выскочил важный сановитый лакей.

– Дурак! Невежа! Что, как лошадь, топаешь? Ты где?

Озарила молниеносная мысль.

– Матушка-государыня послала… трубочиста привести… Камин дымит…

Лакей мигом очистил дорогу.

– Чего стоишь как пень! Послали, так беги скорей!

Алексей не заставил себя просить. Вихрем он несся по залам все ближе и ближе к спасительному выходу. Его больше не задерживали. Молва об истопнике, посланном за трубочистом, неизвестно какими путями летела еще быстрее беглеца.

Горовой заставил себя неторопливо пройти мимо часовых, охранявших вход в Зимний дом, и с радостным вздохом увидел над собой пасмурное небо. Отбежав от дворца, он в подворотне скинул ливрею, свернул ее в комок и закоулками побежал в кабак.

Где-то вдали слышались тревожные свистки, крики. За ним уже гнались. Вскочив в кабак, Алексей мигнул Никите. Ларион еще спал тяжелым сном. Ему наскоро накинули ливрею на плечи.

Литейщик тяжело вздыхал, лицо его было сумрачно.

– Дядя Алексей, беда приключилась?

– Не время рассказывать, – бросил Алексей. – Надо ноги уносить.

Прошли улицу, стали заворачивать за угол. Навстречу неожиданно вывернулось несколько солдат из дворцовой охраны во главе с капралом.

– Стой, что за люди! Не видали, человек в ливрее тут не пробегал?

– Встрелся, батюшка! Скоро так бег и все оглядывался!

– Куда побежал?

– А во-он туда!

– Вали, ребята! – И капрал припустился во весь дух.

Солдаты затопали за ним.

Ходоки пошагали дальше.

– Да, – неожиданно сказал Алексей, – последняя надежда… А ведь как верил… Как в Бога верил…

До постоялого двора добрались благополучно.

Ночь прошла в страхе. Никитка несколько раз вскрикивал со стоном: ему все чудилось, что кто-то хватает его за руки. Горовой ворочался и тяжело вздыхал.

Утром держали тайный совет с дядей Яковом. Яков отправился на разведки. Вернулся он часа через четыре с угрюмым лицом.

– Плохо дело, паря! – без обиняков заявил он. – Ищут тебя по всему Питеру. Ты натворил делов, не дай бог! Царица, бают, разгневалась, страх сказать. Караулы усилены, город оцеплен. Обыски будут… Бирючи [46]по улицам указ вычитывают – оскорбителя ее царского величества найти и доставить живого либо мертвого…

Лицо Алексея потемнело.

– Что делать? – глухо спросил он.

– У меня вас поймают, мне с вами погибать, – неприветливо сказал Яков.

– Сбежим, – тихо сказал Горовой. – Не подведем, не бойся…

В дом Марковых Алексей не пошел. Если теперь его схватят у дяди, Егора Константиныча постигнет неминучая беда. Никита написал записку Дмитрию, где коротко рассказал о последних событиях. Эту записку Яков должен был тайно передать Ракитину, которого знал в лицо.

Алексей и Никита ушли на рассвете. Не рискуя появляться на охраняемых патрулями мостах, они пересекли Неву вплавь, привязав узелки с одеждой к головам. К вечеру они были далеко от столицы и взяли путь на север.

Дерзкая выходка Горового заставила обратить внимание на челобитье прионежских горнорабочих. Оно было воспринято как серьезный сигнал о неблагополучном положении, сложившемся в тех краях.

Власти вспомнили о том, что канцелярия Петровских заводов заваливала Берг-коллегию тревожными донесениями и просьбами прислать солдат. Небольшая команда, расквартированная на Петровских заводах, не могла держать народ в повиновении. Заводчик Кирилл Попов чуть не каждую неделю подавал слезные прошения в Берг-коллегию и Военную коллегию. Всплыли и заявления Ахрамеева все по тому же наболевшему вопросу.

И вот последовала резолюция:

«…Господам капитану Фан-Вейле и поручику Бесфамильному идти на Прионежские горные заводы с ротою солдат Астраханского полку. И оным господам офицерам смирять ослушников, кои указом чинятся противны и в работы не вступаются.

А пущим заводчикам на тех фабриках учинить наказание: бить плетьми нещадно, дабы другим так чинить неповадно было. И при том объявить им всем указ, чтобы они в свои на тех фабриках работы вступались в самой скорости, не отговариваясь ничем. А ежели они в работы вскорости не вступятся, а и по-прежнему будут чиниться противны, то с ними поступать с наитягчайшим истязанием без всякого упущения.

А наипущих возмутителей – Алешку Горового да иных с ним же – схватить да прислать в Санкт-Питербурх, железом оковав, под строгим караулом.

Содержание же отряду иметь за счет завода, где таковой будет расквартирован».

В пасмурный сентябрьский день 1755 года рота Фан-Вейле выступила в поход. Лица солдат были угрюмы. Перед самой зимой им предстоял далекий путь в пустынный край, овеваемый северными вьюгами…