Александр Волков - Скитания

– Я в этом убедился, – сказал Бруно.

– Дело в том, – лукаво улыбнулся старый монах, – что Мануцио всецело мне доверяет. Он не станет читать «Знамения времени», положившись на мой отзыв, а я составлю его в правоверно-католическом духе.

Глаза Бруно затуманились слезами.

– Ах, мессер, мессер, вы спасаете меня из бездны недоверия к человечеству! Я даже не благодарю вас, так как понимаю: вы поступаете столь достойным образом не из ожидания благодарности…

– И вы правы, брат. Я действую как поборник истины.

С этого дня дела Бруно сразу изменились к лучшему. Альдо Мануцио был одним из первых венецианских типографов. Он давно умер, дело продолжали его наследники, и фирма пользовалась славой одной из самых добросовестных. Напечататься у Мануцио мечтали многие авторы, это обещало быстрое распространение книги.

В издательство «Наследники Мануцио» поступил блестящий отзыв Ремиджио на книгу «Знамения времени». Флорентиец указал, что автор книги – доктор богословия, но его настоящее имя не может быть открыто по важным соображениям.

В старину не существовало ни авторского права, ни авторского гонорара. Единственным вознаграждением автора было то, что издатель на время печатания книги принимал автора на содержание наравне со своими служащими. Ченчо, как ученик Джордано, тоже поступил на иждивение Мануцио.

Бруно в теплых признательных словах посвятил книгу мессеру Чезаре Ремиджио, воздав ему должное за его ученость, проявления любви к ближним и прочие высокие душевные качества.

Пока печаталась книга, чума в Венеции кончилась, и каждый был волен покинуть город. Джордано решил переменить местожительство. Он надеялся, что святейшая инквизиция потеряла его след, но все-таки не стоило слишком долго засиживаться на одном месте.

В начале февраля 1577 года Джордано Бруно и Ченчо выехали в Падую. Снабженный рекомендательными письмами мессера Ремиджио, Бруно рассчитывал получить место преподавателя в Падуанском университете, лучшем в Италии, где свободно излагали свои взгляды многие выдающиеся философы и ученые страны.

В дорожном багаже Джордано лежали упакованные полтора десятка экземпляров книги «Знамения времени».

Джордано Бруно жил в Падуе уже около года. Большая радость ждала его в этом древнем городе, где многое сохранилось с римских времен. Здесь встретил он своего лучшего пансионского друга Альфонсо Маринетти. Теперь это был достопочтенный отец Бенвеньято, аббат церкви Санта-Джустина. Еще в пансионе Маринетти был первым учеником и отличался высокими душевными качествами. И хотя это не часто случалось в истории католической церкви, но Маринетти, не имевший высоких покровителей, в тридцать пять лет получил важный пост настоятеля храма в Падуе.

Встреча двух старых друзей была радостной. Бенвеньято повел Джордано к себе, в церковный дом. Он усадил его за стол, наполнил вином бокалы себе и гостю и молвил:

– Рассказывай!

И Бруно начал рассказывать. Он говорил о годах пансионского учения, называл дорогие имена школьных товарищей. С теплым чувством два друга вспомнили Джакомо Саволино, который с такой душевной теплотой следил за умственным и нравственным развитием своих питомцев. Маринетти с большим сожалением узнал о смерти сера Джакомо и об уходе синьоры Васты в монастырь.

Джордано поведал другу свою постоянную мечту найти отца, покинувшего дом после смерти жены и ушедшего странствовать неведомо где. Куда бы ни забрасывала Бруно судьба, он всюду разыскивал следы старого знаменщика, расспрашивал стражу на пограничных заставах, бродячих музыкантов, торговцев, нищих…

– Я не встретил ни одного человека, который видел бы отца, но не теряю надежды.

Самое большое место в воспоминаниях Бруно заняла история его трагической любви.

– Больше двенадцати лет прошло с той поры, – тихо говорил Джордано, – но не было ни одного дня, чтобы я не думал о Ревекке, не видел перед собой ее прекрасного лица, милого, любящего взгляда. Если бы нас не разлучила смерть, я не сделался бы монахом, Маринетти. И быть может, я не вступил бы в борьбу с этим торжествующим зверем – католической церковью. [187]

Джордано, как старшему брату, рассказал Маринетти все без утайки: и о том, что он выбросил иконы из своей кельи, что отрицал двойственную природу Христа, троичность божества и многие другие догматы религии.

– За все это меня судили, – закончил повествование Бруно, – и мне грозило суровое наказание. Но я убежал и сбросил монашескую одежду.

– Я глубоко сожалею о печальном конце твоей любви, – сказал аббат. – Не будь этого, возможно, ты занимался бы астрономической наукой, как светское лицо, и не навлек бы на себя такого гнева церкви. Я не буду обсуждать с тобой канонические вопросы и догматы, здесь ты сильнее меня. Но, сняв рясу, ты поступил как безумец!

– Я это знаю, – согласился Бруно.

– Тогда зачем же ты продолжаешь носить светское платье? – удивился Маринетти. – Теперь в этом уже нет необходимости! Наоборот, это тебе повредит, когда ты явишься к ректору просить должность.

Джордано снова надел белую рясу доминиканца, а Ченчо, поступившему в университет, купили студенческую сутанеллу. Изгнанники поселились у аббата Маринетти.

Бруно по-прежнему много времени уделял воспитанию Ченчо. Юноша быстро развивался и физически и умственно. Ростом и силой он теперь не уступал своему дяде Алессо. Ченчо овладел латынью, читал классиков, усердно занимался в университете, и Джордано предсказывал, что через два-три года появится новый магистр семи свободных искусств – Ченчо Альтовити. Ченчо краснел до корней волос.

Чтобы получить место преподавателя в университете, Джордано вынужден был открыть свое имя, предъявить диплом на ученую степень. Он быстро сошелся с несколькими свободомыслящими профессорами, вместе с ними выступал в диспутах. Особенно сблизился молодой ученый с Джакомо Забарелла. [188]В лекциях Забареллы было много такого, что совпадало со взглядами Бруно. Забарелла был материалистом, то есть считал, что природа не создана Богом. Забарелла признавал вечность материи и отвергал бессмертие души. Все в мире движется – и планеты, и звезды, и небо, в котором они находятся. Многие из положений Забареллы Бруно впоследствии использовал в своих философских трудах.

Трактат «Знамения времени» стал широко известен в Падуе. Первым получил в дар эту книгу Бенвеньято Маринетти, вторым – Джакомо Забарелла. Кроме того, Джордано преподнес экземпляры своего труда еще двум-трем друзьям из ученого мира.

Маринетти не отрывался от «Знамений времени» несколько дней и явился в комнату Бруно поздним вечером, когда Ченчо уже спал.