Аркадий Савеличев - Последний гетман

Что уж говорить о профессоре, если сам президент возвратился во дворец «яко диавол иль сатана», в саже и копоти не только по всему подгоревшему парику, но и по роже графской. Елизавета свет Петровна в те не старые еще годы отплясывала до самого утра, «диавола» самолично встретила и вскричала:

– Свят! Свят! Свят!

А старший брат, горестно похмыкав и потрясши своим роскошным вороным париком, прежде всего утащил погорельца в туалетную комнату и велел слугам «помыть изрядно», а уж после упоил – не хуже, чем президент пожарников. Все-таки пожарники здание Академии наук спасли, а «Риторика»?«Риторику» через пять месяцев отпечатали заново и крепко сброшюровали. Дабы при очередном пожаре ломоносовские листочки огненными листьями не разлетелись по ветру.

Что там книжные лавки! Горели дворцы самых знатных вельмож по всей Первопрестольной; полыхали вдоль и поперек по всему Санкт-Петербургу. Неподвластны огню оставались разве что роскошнейший каменный дворец «второго царя» Меншикова, окончившего свои бурные дни в северном Березове, да дворец фельдмаршала Миниха, при воцарении Елизаветы Петровны тоже сосланного на Север. А новый царский дворец?.. Названный Зимним, он пребывал пока еще в чертежах мэтра Расстрелли.

Так что царские дворцы горели поярче книжных лавок. Когда на Москве, за Яузой-рекой, в ночи занялся знаменитый, на три версты раскинувшийся Головинский дворец, почивавшая там со всем двором Елизавета Петровна, что называется, в исподнем выскочила под снег и дождь. Известно, пили много при дворе, а печники да истопники не люди разве?

Повезло еще Михаиле Ломоносову, что расторопный президент у царской ручки тут же, едва умывшись, выхлопотал, выцеловал денежки на ликвидацию академического пожарища.

Для графа Кирилла Григорьевича Разумовского жизнь на ретивых казацких конях летела. В сентябре 1747 года родилась у него – разумеется, не без статс-дамы Екатерины Ивановны о шестнадцати годах, – дочь Наталья, а ровно через год, в следующем же сентябре, и сын Алексей Кириллович. И того же сентября, по великому ли везенью, по царскому ли хотенью, Елизавета Петровна собственноручно возложила на него знаки ордена Белого Орла, присланные ему королем Августом III, и в этот же день пожаловала в подполковники лейб-гвардии Измайловского полка. Могла бы и прямо в полковники… но полковником-то этого полка она сама была. Довольствуйся более простым званием: командир измайловцев!

И он был, конечно, доволен-довольнешенек. А когда по сему поводу задавал торжественный придворный обед, старший брат, улучив в суете минутку, вполне серьезно сказал:

– Может, тебе теперь нельзя и потылицу надрать? Ахвицер, как сказала бы наша мать Наталья Демьяновна.

– Можно, – пресерьезно и младший брат отвечал. – Но дуэль будет.

Все видевшая и все слышавшая Государыня тут же свое слово вставила:

– Э-э, о чем вы там шепчетесь?

– О дуэли, – пояснил Алексей Григорьевич.

В окружении Елизаветы Петровны веселые шутки любили, запереглядывались.

– О потылице, – хотел внести ясность и новоиспеченный командир измайловцев.

– Да говорите яснее, приказываю! – чуть было не вспылила Государыня.

Гнев на милость, как и милость на гнев, у нее быстро менялись. Была она, как и подполковник Разумовский, в зеленом измайловском мундире. Женским чутьем давно опознала, как идет ей мужской костюм, особенно военный. Все формы рослого, крепкого тела славно обрисовывал. Да и не в юбке же полковнику измайловцев на такое торжество являться? Подполковник Разумовский отсалютовал шпагой и потом рукоятью постучал по своей шее:

– Ваше императорское величество, вот она – потылица!

– Ага, – догадалась мать-командирша, снова становясь женщиной, – это то место, которое для своего плац-парада облюбовал генерал Алексей Григорьевич?

– То самое, – подтвердил генерал. – Но разве теперь тронешь командира полка? Дуэль будет.

– Дуэ-эль!… – прежним девичьим смехом залилась командирша. – Ох, смехотворцы!… За стол, поди, пора? А то гости топают, как кони боевые!

Пир – как пир придворный, до самой утренней зари. Много пили, много смеялись, много и говорили между тостами, но все ж чего-то не договаривали. Спроста ли между придворными, между офицерами-измай-ловцами маячило несколько казацких чуприн, по внешнему виду не рядовых. Полковники – киевский, лубенский, черниговский да полтавский. А каждый полковник – он же и предводитель огромной малороссийской области, со времен еще Богдана Хмельницкого называвшейся «полком». Тосты от этих полков были весьма хитрющие:

– Геть, ясновельможная пани, наша превеликая Государыня!…

– .. мати ридна козаков запорижских!…

– …главнейшая хранительница булавы козацкой!…

– …гетьманской!…

Не успеют бокалы осушить, как опять это:

– Гетьманской! Гетьманской! Геть! Геть!… Измайловский подполковник, граф Разумовский, сидящий по другую руку Государыни, слышал, как она пересмеивалась с Алексеем:

– Чего доброго, сейчас и гетмана избирать будут!

– Будут… если не остановим…

– Пойдешь в гетманы?

– Нет, господынюшка, я ведь с тоски там помру…

– Погоди помирать-то. Где ж мне взять им гетмана?..

– Да ведь не раз говорено: вот он, подрос уже, – косился старший брат на младшего.

Они думали, что тихо переговариваются, а ведь голосишки-то ой-ей-ей!… Снова это:

– Гетьмана… геть!…

Украинские посланцы-полковники еще добрую неделю толклись по коридорам дворца и в гостиных у разных вельмож, пока не прискакали, загоняя коней, из ихних же полков гонцы с кличем:

– Татары иду-уць!…

Полковников степным ветром выдуло из Петербурга, а слово ихнее затвердело – единое, главное слово: гетман!

Даешь гетмана Украине!

История гетманства не при Богдане Хмельницком началась, но славу обрела именно при нем.

«Вот человек, мне ль быть под стать ему?» – между балами и светскими приемами все-таки иногда размышлял граф Кирила, понимая, что гетманства не избе-жать. Хочешь не хочешь! Потылицу старший брат теперь не посмеет надрать, но все же… Государыня! Елизавета свет Петровна его устами скажет именно то, что и нужно.

Как ни одолевали светские забавы, а попросил Григория Теплова вытащить из акадамических анналов все, что касается Малороссии.

Богдан? Хмель-Хмельницкий?..

Оказывается, «родом Зиновий, нарекоша Богданом, кажуть, Богом данный».

Богом? Каким?

Православные и католики никак не могли поделить единого, вроде бы христианского Бога. Мечи звенели по всей Украине, а потом и сабли казацкие, по кривому лезвию более охотные до всякого человеческого тела. Украина, говорили казаки, она окраина русская, православная. Во-он где солнышко восходит!