Валентин Костылев - Иван Грозный. Книга 2. Море

Она с силой отбросила его. Он ткнулся лицом в подушки.

– Я думала, что вы честный человек... – тихо, со слезами на глазах проговорила она, засучивая рукава.

– Молчите или вам грозит смерть! Не я, так другие убьют вас! Кто вам сказал это?

– Эберфельд!.. Вы, кажется, думаете, что я дура?!

– Болтун он!.. Пьяница.. Развратник! Обкаркал на всю Москву нашу тайну!

Штаден не ожидал такого оборота дела. Неужели Эберфельд способен на такое предательство?!

– Послушайте, фрау Катерин, вы не дура, вы немка, вы дочь того народа, на которого напал дикий варвар, Московит... Надо ли мне просить вас, чтобы вы молчали? Надо ли...

– Не надо! Отвечайте,правда ли это? – прошипела разъяренная фрау.

– Правда. Керстен Роде, бродяга, датчанин, поступает на службу к Московиту. Он будет топить немецкие и литовские корабли. За его смерть нам обещаны литовским королем большие деньги... Вот я вам все сказал... Не сердись на меня, Катерин! И молчи! Не то смерть будет тебе, и мне, и многим боярам! В заговоре против корсара много людей...

– Но кто же вам передаст королевские деньги?

– Имена их не назову. Два московских дьяка. Да и зачем вам?! Деньги верные. Можно будет уделить и вам.

– Мне не жаль московитов, Генрих, но этот матрос... Он такой большой, сильный... Сохраните ему жизнь! Зачем вам литовские деньги? Вы и так богаты. Если же вы поднимете руку на этого красавца, берегитесь – все открою царю!

Штаден от души расхохотался, услыхав эти слова:

– Кра-са-вца! Ха-ха-ха! Я охотно уступлю свое место этому датчанину... Я даже могу вас познакомить с ним... Пускай поблудит еще немного перед смертью.

– Мой Бог! – с жаром всплеснула руками Катерина. – О, это было бы для меня благодеянием с вашей стороны! Какое счастье!

– А с меня была бы снята одна из тяжелых обязанностей в отношении вас, фрау.

Он и она застыли в радостном объятии: сговорились! Роде будет жить.

В это время в дом вошла Гертруда.

Она в смущении остановилась на пороге при виде объятий матери. (Для нее это не было новостью.)

– Я думала, что вы уже ушли, – сказала она Штадену.

– Да, Гертруда, я ухожу... Завтра я опять приду к вам...

– А после того Генрих к нам будет приходить только через день... – весело произнесла мать.

Гертруда проводила Генриха в сени, шепнув:

– Не понимаю!.. Что случилось?!

– Послезавтра вам станет все ясно, фрейлен...

По дороге к себе домой Штаден мысленно ругал Эберфельда: «Ах, болтун, болтун! А еще немец!» Как же так он решился выдать этой ливонской жабе тайну его, Генриха Штадена? Правда, и она немка, и она ненавидит русских, но она баба... дура... кровопийца!.. Легко сказать – целых три месяца уж она его терзает своей гнусной любовью! Если бы не Гертруда, никогда бы его и нога-то не была в ее доме! Надо во что бы то ни стало временно сохранить жизнь подлецу Роде и свести его с этой ливонской скалой! Пускай!..

На улицах было безлюдно, чему весьма обрадовался Штаден. Не хотелось ему ни с кем встречаться. В душе остался неприятный осадок. Вот так день рождения!

«Да и сам я... тоже – болтун! На кой бес понадобилось мне рассказывать ей про свои замысли против русских?»

Генрих Штаден теперь горько раскаивался в этом. Думал, что это пройдет так, незаметно, а вышло совсем не так просто. Да если теперь и сдохнет разбойник Роде, эта бешеная корова, чего доброго, донесет, из мести, царю на него, на Штадена! Бабы в подобных случаях голову теряют... Пускай бродяга поживет! Черт с ним! Пускай разобьет свой дурацкий лоб об эту бочку! Об эту ливонскую тумбу!

«Надо быть осторожным!» – твердо решил Штаден, подходя к своему дому.

«В немце должны быть две души, когда он находится на службе у московитского царя, – размышлял Штаден. – В Московии надо как можно больше угождать царю и его любимым вельможам, славословить их на всех перекрестках, а о литовских, польских, ливонских и прочих посулах пока забыть. Ругать надо шведов, Польшу! Пока!.. Пускай даже у московских голубей не будет никаких неприязненных чувств к немцам!..»

Прав Сенг Вейт, когда говорит, что «величайшего наказания заслуживают те государственные люди, которые столь неразумны и слепы, что не видят великой пользы для империи от сношений с русскими...»

С такими мыслями вошел к себе в жилище Генрих Штаден и нашел на своей постели спящего Эберфельда.

В ярости, с негодованием он надавал ему тумаков. Он дрожал весь от злости при виде проснувшегося товарища.

– Ты с ума сошел, ослиная голова! – крикнул на него Штаден. – Зачем ты проболтался, что мы хотим отправить в ад датского корсара?

– Кому? – почесываясь, зевая, спросил тот.

– Ливонской жабе... Катерине Шиллинг! Забыл разве?

Эберфельд поднялся с постели и, протирая глаза, глуповато улыбнулся:

– Она просила меня тайком от тебя привести его к ней... Пивом угощала меня. Я обиделся за тебя. Я сказал ей, что он тебя оскорбил тогда... в тот вечер у дьяка Гусева. И мы за это хотим отправить его к чертям в ад! Она заревела. Вот и все! Глупая баба!

Штаден, обессилев от злобы и растерянности, опустился на скамью.

– А я открыл ей истинную причину. Я – глупец! Что наделал?.. Ты... Ты!.. Один ты виноват!

Эберфельд обозлился, плюнул и ушел из дома.

Долго лежал на постели в тяжелом раздумье Штаден.

И вдруг вспомнил Григория Грязного, в пьяном виде рассказавшего ему, Генриху, о желании своего брата Василия избавиться от жены. Григорий Грязной намекал и на то, что есть у Василия зазноба на стороне, какая-то инокиня, бывшая боярыня... Она в монастыре, недалеко от Устюжны-Железнопольской... Он говорил, что умыслил тайно увезти ее из монастыря, но не находит головорезов для этого тайного дела.

Вот оно что! Надо помочь Грязному. В случае беды Грязной окажет поддержку ему, Штадену. Найти людей для сего дела, чтоб отослать их в Устюженские леса, нетрудно. В корчме всякий народ толчется. Есть молодцы, головорезы. Им доставит удовольствие похитить ту инокиню. Генрих Штаден должен помочь Василию Грязному, а Грязной в случае беды выручит его, Штадена. «Не унывай, Генрих! Бог не обидел московского царя: способные отвратить его гнев от любого человека, а тем более от иноземца при царском дворе найдут. Есть люди и у Генриха Штадена. Они могут совершить любое злодеяние. О! Штаден, владелец корчмы, всех привлекающей к себе, способной поглотить любое московское чадо своей ненасытной, хмельной глоткой, – всесилен».

«Помолившись Богу,можешь спокойно заснуть, добрый, честный ландскнехт». У русских есть хорошая пословица: «Утро вечера мудреней». Ты родился под счастливой звездой – тебе суждено выполнить великую миссию своего императора, Богом хранимого цезаря!»

– Спокойной ночи, гер Штаден, – с самодовольной улыбкой сказал немец вслух, укладываясь спать. – Лишь бы не приснилась фрау Катерина. Сохрани Бог!