Софья Могилевская - Крепостные королевны

— Мы — белеховские.

— Вот чучелка-то! — засмеялась девушка и побежала дальше. И Дуня сообразила, что никакая это не барышня, а всего лишь дворовая девка, при доме служанка. В руках у девушки были белые рубахи, нарядные, с кружевами, и она несла их в дом.

Так и стоять Дуне неизвестно сколько, да, на ее счастье, из дома вышел Василий. Удивился:

— Ты-то что? Долго думаешь здесь время проводить?

— Дяденька Василий, да куда ж мне? Я ведь как есть ничегошеньки не знаю.

Василий почесал затылок. Он тоже не знал, куда девать Дуню. Привезти привезли, а что дальше?

— Пойду спрошу у барина, — сказал он и снова скрылся в доме. На этот раз Василий пропадал недолго. Вышел, а с ним та девушка в полосатой юбке. Сказал ей Василий:

— Феклуша; сведешь ее во флигель… где девчонки-актерки живут. Барин распорядился.

Феклуша посмотрела на Дуню.

— К Матрене Сидоровне?

— К ней…

— Ты что — дансерка? Аль певунья? — спросила теперь уже с непонятным Дуне любопытством девушка, поглядывая на нее. А насмешничать больше не стала и фыркать тоже не фыркала.

— Ты, ладно, веди ее! — строго прикрикнул Василий. — Видишь, девчонка с дороги чуть живая.

— А я что ж… я ничего… — пожала плечами Феклуша, а Дуне сказала: — Пошли во флигель.

Они углубились в сад. Но шли не по дорожкам, усыпанным песком, а сбоку, где сад был тенист, где росли могучие, как у них в Белехове, дубы, клены, ясени.

Феклуша ни о чем Дуню не расспрашивала. Шла молча, чуть вперед, легким, быстрым шагом. Дуня еле за ней поспевала. Но, поравнявшись с длинным, непонятного вида домом, она кинула Дуне через плечо:

— Театр… Барина Федора Федоровича утеха…

Слова эти она произнесла с каким-то особенным оттенком. Дуня уловила, что эту баринову утеху Феклуша не одобряет.

Дуня же с любопытством оглядела дом.

Театр? Что такое театр? Что там делается? Этого Дуня не знала и знать не могла. «Представляют комедии», — сказал ей давеча камердинер Василий. «И балеты пляшут», — прибавил кучер Илья. Эти слова Дуне были тоже непонятны.

Но ей очень хотелось заглянуть туда, внутрь дома, мимо которого они сейчас шли. Однако окошек в доме не было, а тяжелые двери, разукрашенные замысловатою резьбой, были заперты на висячий замок. К стене дома, по обе стороны дверей, были пристроены две большие золоченые куклы. Каждая в протянутой руке держала по фонарю.

— А эти на кой здесь стоят? — спросила Дуня, показав пальцем на золоченые куклы.

Феклуша снисходительно покосилась на девчонку. Потом с важностью объяснила:

— Жирандоли.

— Чего? Чего? — не поняла Дуня и фыркнула в кулак.

Ох уж эти господа! Придумают же… «Жи-ран-до-ли!» Очень смешным показалось ей это слово: язык свернешь, выговаривая.

Они еще больше углубились в сад. Здесь кусты и деревья уже вовсе похожи были на лесные. Пахло прелью, сыростью, и Дуня, по привычке, поискала глазами грибы: должны здесь быть, обязательно растут!..

И тут Дуня увидела еще один дом. Этот был дом как дом. На деревенский, правда, не похож. Скорее, господский. Только не такой красивый. И окна были в этом доме. И двери. И труба на крыше. Значит, топился этот дом не по-черному, а по-господски: дым вылетал в трубу.

— Пришли, — сказала Феклуша и с каким-то сочувствием поглядела на Дуню. Прежде чем стучать в дверь, она, пригнувшись к Дуниному уху, быстрым шепотком проговорила: — Не больно спорь, не перечь ей…

— Кому? — тоже шепотком переспросила Дуня. А сердце у нее вдруг так заекало, так и заколотилось, будто с испуга совсем Захотело выскочить.

Феклуша с досадой ответила:

— Да с Сидоровной же… Непонятливая ты, право! Ты больше помалкивай да поддакивай. Она — надзирательница здесь, поняла?

— Поняла.

— Я здесь с месяц жила… Ее нрав знаю. Драчунья!

— А зачем ты здесь жила? — шепотом спросила Дуня.

— Да все наш барин! Он всякую девку дансеркой али певицей норовит сделать. А я не сгодилась ему для театра. Каждый день бога благодарю за это.

— Может, и я не сгожусь? — чуть ли не с радостью спросила Дуня.

Феклуша оглядела Дуню с ног до головы: ее пыльные лапти, старый сарафан, весь в заплатах, бледное, худенькое лицо с запавшими, усталыми глазами. Ответила:

— Может, и не сгодишься. Уж больно неказиста.

— Может, меня обратно отошлют? — снова спросила Дуня, и надежда затеплилась в ее сердце.

— А ты какая? Купленная?

— Не знаю, — пожав плечами, грустно ответила Дуня. — Может, и купленная…

Да разве могла она это знать: купил ли ее здешний барин или нет? Привезли сюда — вот и все. Это она знала.

Феклуша легонько, согнутым в крючок пальцем постучалась в дверь, и они молча стали ждать.

Прошла минута. А то и две.

Дуня без слов поглядела на Феклушу: ты бы еще стукнула, да посильнее…

Но та тоже взглядом ей объяснила: нет, нет, нельзя. Стой и жди!

Прошло какое-то время, наконец за дверью послышались шаги, кряхтенье, бормотание. Кто-то загрохотал щеколдой. Кто-то со скрипом повернул в замочной скважине ключ… И дверь отворилась.

Никогда Дуне не приходилось видеть таких людей. Все у этой женщины было кругло. Будто вся она была слеплена из нескольких разных, хорошо надутых шаров. На нижнем, самом большом, стоял шар поменьше. Ко второму, меньшему, был приделан шар еще поменьше. Сбоку, из широких, похожих на белые пузыри, рукавов, выглядывали толстые руки с пухлыми ладонями и короткими пальцами.

Глаза у нее были желтые, узкие и с прищуром. Казалось, что они увязли среди толстых щек, но взгляд их был так остер и пронзителен, что Дуня невольно поежилась, когда женщина внимательно на нее взглянула.

Дуне казалось, что голос этой женщины должен быть басовит, груб и громок. Но неожиданно та пискляво крикнула:

— Дурища, чего грохочешь в дверь! Чай, думаешь, тут глухие? Эти слова относились к Феклуше.

Дуня изумилась: да разве громок был стук? Ведь Феклуша еле-еле поскребла дверь. Не громче, чем мышь в подполе.

Но глаза у Феклуши виновато забегали, точно она и вправду дубасила изо всех сил. Она низко, в пояс, поклонилась толстухе:

— Простите, Матрена Сидоровна… Простите, ваша милость.

Тут старуха скосила глаза на Дуню:

— Эта замухрышка отколь?

Феклуша объяснила.

— Дансерка?

Это она спросила уже у Дуни. Дуня, помня наказ своей провожатой, поспешно затрясла головой.

— Вершить антраша можешь?

И словно понимая, о чем ее спрашивают, Дуня в ответ опять закивала.

Тогда Матрена Сидоровна, чуть посторонившись от дверей, сказала:

— Коли барин приказал, иди в дом.

Дуня поглядела на Феклушу, будто та могла ей в чем-нибудь помочь. На ее взгляд Феклуша не ответила. Стояла строгая, опустив глаза в землю.