Василий Колташов - Мальчик из Фракии

Дети расположились недалеко от поля. Густая тень укрывала Амвросия и Идария от полуденного солнца. Ребята сидели на мягкой траве. Слушали певучие голоса птиц, шумный рокот насекомых, движения колышимых ветром колосьев.

— Смотри, Амвросий, это солид. Он из самой Византии. Отец привезет таких сотни, а этот он подарил мне, — добродушно расхвастался Идарий, вытягиваясь на душистой молодой траве. — Настоящий мужчина может не работать, а только есть и спать, когда у него много этого желтого металла. Или другого — серебра. Только одно дело останется для него — война.

Оторвавшись от забавного гула насекомых, Амвросий взял золотую монету из руки друга. На потертом грубом диске буквы все еще оставались отчетливыми.

— Феодора, — прочитал по слогам мальчик. Удивленно добавил: — Женщина!?

— Может это ваша римская богиня?

— Нет. У нас только один бог: Иисус. Он сделан из камня и стоит в больших храмах. Все люди опускаются перед ним на колени и произносят молитвы.

— Знаю, отец говорил. Вы считаете себя рабами бога. Позорное дело. Мы, склавины, чтим богов. Но мы не рабы, а свободные люди.

— Я так не считаю! — рассердился малыш.

— Кто такая эта Феодора?

— Феодора? — задумался Амвросий, разыскивая левой рукой травинку подлиней. — Не знаю такой святой. Кажется, так звали жену императора Юстиниана…

— Ух! Откуда тебе известно? — вытаращил глаза сын кузнеца.

— Валент говорил, — скромно признался мальчик, ощущая переполнявшую его гордость. — Он как-то засиделся с Рывой и готами. Это еще до похода было. Всю ночь они болтали про Византию, императоров, города. Сколько же он знает об этом!

— Ты не уснул от скуки?

— Нет! Я сам уже прочел об этом кое-что.

— Как на монете?

— Да. Гай Светоний Транквилл, — гордо произнес Амвросий. [79] Гай Светоний Транквилл — римский писать живший между 75 и 160 годами, автор книги «Жизнь двенадцати цезарей». — Он написал книгу о цезарях, которую дал мне Валент. В ней есть рассказы обо всех императорах Рима, о том, как они жили и чего желали достичь.

— Язык сломаешь, — проворчал Идарий. — Пойдем лучше дальше, в селение. Познакомлю тебя кое с кем…

— Пойдем, — согласился Амвросий, обрадованный, что не придется рассказывать о книге, в которой он ничего не понимал, а лишь мог разобрать отдельные фразы.

Прошагав мимо зеленого от всходов поля, дети вышли к селению. В тепле воздуха стали уловимы животные запахи двора, едкие привычные ароматы. Невысокая бревенчатая ограда отделяла поселение от остального мира. Поблизости в роще паслись молодые свиньи. Похрапывая, они отыскивали розовыми носами желуди. Несколько мальчишек в льняных рубахах и без штанов лениво следили за происходящим, развалившись под дубом. Ветки его укрывали их от солнца. С другой стороны селения тянулись огороды. За ними о чем-то шумно спорили две женщины.

«Сельская идиллия», — вспомнилось Амвросию насмешливое выражение Валента. Римлянин любил посмеяться над простой жизнью общинников-склавин. Но слова его обращались лишь к немногим, наиболее близким людям. Слышал их и мальчик.

Пятнистый пес с влажными глазами выбежал им навстречу.

— Старый знакомый! — закричал Идарий, размахивая руками.

Пес радостно залаял. За дубовым частоколом подали голоса другие собаки. Ветер мягкой волной пробежал по листьям ближайших деревьев. Теплый воздух качнулся. Приятно проплыл по волосам.

— А трудно это читать и говорить на языке римлян? — полюбопытствовал сын кузнеца. — Нравится тебе это дело?

Амвросий почесал за ухом. Изучение букв не казалось ему чем-то интересным, а читать он мог только с большим трудом. Подумав, он сказал:

— Нравится? Нет. Но Валент утверждает, что если я римлянин, то должен знать свой язык. Это всегда пригодится.

— Понятно, — процедил Идарий. — И откуда на свете столько языков!?

— Наверное, все дело в вавилонской башне, — робко сообщил Амвросий. — Не нужно было людям ее строить, тогда и говорили бы все на одном языке.

— Чего? — вытаращил глаза юный склавин.

— Так мне объяснил Валент. Правда, он при этом все время смеялся, а что такое «вавилонская башня» я еще не знаю. Может мне завтра удастся спросить. Хорошо бы с этим разобраться.

— Ты, как только узнаешь, обязательно мне расскажи. Жуть как интересно понять, откуда взялось столько языков и почему все люди не говорят нормально, как мы, склавины.

Юный римлянин пообещал другу так и сделать.

— Сейчас я познакомлю тебя с моим приятелем. Еще зимой хотел, да он к нам не выбирался часто. Идем! — скомандовал Идарий.

Миновав ворота, мальчики подошли к одному из невысоких домов. Собака, виляя хвостом, бежала за ними. Перед грубо сколоченной дверью одной из землянок дети остановились.

— Эй, Деян, выходи! Хватит спать! — закричал Идарий.

— Кто шумит! — басом отозвалось из жилища.

«Как это он разговаривает таким голосом, как взрослый?» — задумался Амвросий.

Под ногами топтались куры. Разыскивали корм. Невдалеке с опаской поглядывая на ребят, расхаживал гордый петух. Пес равнодушно лежал в пыли.

— Свои! Не узнал, что ли?

— Иду, — снова отозвался бас, вслед за которым показался крепкий парнишка лет тринадцати.

Дверь заскрипела закрываясь.

— Опять спишь? — спросил Идарий.

— Сплю, — пробасил паренек.

Он был светловолосым, в льняной рубахе и широких штанах. На ногах у него были плетенные из лозы башмаки — лапти. Лицо мальчика светилось веснушками. Нос выпирал горбинкой, а рот казался до округлости толстогубым как мало у кого из склавин.

— Я Амвросий! Привет тебе, Деян! — гордо приветствовал нового знакомого маленький римлянин, как учил его Валент.

— Это хорошо. Мне Идарий про тебя рассказывал. Говорил: ты римлянин. И тебе привет! Пускай тебя боги защищают.

— Привет! Привет! — передразнил мальчиков сын кузнеца. — Ты пойдешь с нами смотреть пещеру?

— А ты птицу бить будешь, а то я не попаду… Тогда пойду.

— Буду и вас научу! — важно произнес Идарий, хлопнув рукой по висевшему на поясе колчану. — Пошли!

У тропинки ведущей к лесу мальчики повстречали худенькую белокурую девочку, гнавшую стаю гусей. Позади ребят тянулись поля и луга, заросшие высокой травой. Еще дальше за плечами осталась река, дальше которой возвышалось городище Магуры.

— Куда это ты, Деян? — спросила она, низко опустив тонкие бровки на светло-голубые глаза. Сверкнула сердитыми искорками.

— Гони своих гусей, Дельфина. По делу я.

— Нет у тебя дела. Тебе отец приказал мешки чинить, а ты куда?

— По делу, — ответил мальчик, надувая и без того толстые губы. — Не видела ты меня. Ясно!?

— Как не видела? — не обращая внимания на окружающих, возмутилась малышка. Щечки ее зарумянились, а изящные губки сложились бантиком от недовольства.