Николай Гейнце - Тайна высокого дома

Снова воцарилось молчание.

— Я все думаю о молитве, которой выучила меня мать и которую я припомнил на могиле моего отца… Мне не ясен весь ее смысл… «Прости тому, кто сделал меня сиротою, пошли утешение тому, кто за него несет наказание…» Что это значит? Я не понимаю.

«А я так очень понимаю!» — подумал старик, но сказал вслух:

— Может быть, вы не хорошо помните слова.

— Может быть… — повторил Сабиров. — однако, я теперь понял смысл твоих слов там, в саду, в К., год тому назад, что эта страна опасна для молодых людей, которые приходят сюда искать свою счастливую звезду… Ты, вероятно, думал тогда о моем отце?

— Разве я это говорил?

— Да.

— Не принимайте этих моих слов всерьез… Мало ли что сбрехнешь не подумав.

— Его убили… Значит, у него были здесь враги.

— У него не было врагов… Я уже говорил вам, что его здесь никто не знал…

— Но ведь не без причины же было совершено это страшное преступление?

— Я могу вам сказать только то, что я сам слышал… Убийца, говорят, ограбил свою жертву.

— И этот негодяй остался безнаказан?

— Нет, этот негодяй, как вы его называете, был на другой же день арестован, а затем судим и осужден.

— На вечную каторгу?

— Нет! К пятнадцатилетней…

— Жив он еще?

— Может быть… О нем с тех пор нет ни слуху, ни духу.

— Как его звали?

— Егор Никифоров.

— Егор Никифоров! — глухо повторил Сабиров. — Я это проклятое имя никогда не забуду…

Нищий печально улыбнулся.

— И этот разбойник жил здесь?..

— Да, здесь, в этом поселке…

Они уже подошли к поселку, и нищий остановился.

— Идите теперь прямо, и шестая изба налево будет избой рыжего Кузьмы, где остановился ваш ямщик…

Сабиров на минуту остановился.

— Был женат это негодяй?

— Да, на хорошей, доброй женщине… — со вздохом отвечал старик.

— Она жива?

— Нет, она умерла через несколько времени после ареста мужа, в родах… У нее родилась дочь…

— И эта дочь?

— Я тогда уехал отсюда в Минусинск и не знаю, что сделалось с дочерью Егора Никифорова. Прощенья просим.

Нищий удалился.

— Так на днях я жду тебя с обещанным… — сказал ему вслед Борис Иванович.

Старик на ходу оглянулся и кивнул головой в знак согласия.

День, когда Борис Иванович Сабиров был на могиле своего отца, совпал с днем, когда Татьяна Петровна имела роковой разговор в беседке с Семеном Семеновичем, поразивший ее своею неожиданностью.

На другое утро нищий Иван, пришедший, по своему обыкновению, во двор высокого дома, узнал от прислуги, что барышня вчера была нездорова.

— Она лежит? — спросил с дрожью в голосе старик.

— Нет, видно так что-нибудь занедужилось, сегодня она встала и только что сейчас прошла в сад… Да вон она гуляет по аллее, — сказала прислуга.

Татьяна Петровна, действительно, задумчиво опустив голову, шла мимо калитки, выходившей на двор.

Нищий подошел к этой калитке.

Его поразило бледное, исхудалое, с следами слез лицо молодой девушки.

«Что-нибудь, да случилось здесь вчера? — пронеслось в его голове. :- Не Иннокентий ли Антипович, узнав, что Борис Иванович вернулся из России и прибыл в Завидово, сделал ей внушение, чтобы она и не смела думать о молодом инженере? Значит, она его любит!»

Эта мысль успокоила его.

Татьяна Петровна, подняв глаза, увидала своего «старого друга», как она называла Ивана, и, отворив калитку, позвала его в сад.

Он вошел, плотно затворив за собою калитку.

— Здравствуйте, барышня, Татьяна Петровна!.. Мне сейчас на кухне сказали, что вы вчера были нездоровы, да я и сам вижу, что на вас и сегодня лица нет… Что с вами, касаточка? Поведайте старику ваше горе.

Вместо ответа она опустилась на садовую скамейку, у которой стояла, и зарыдала. Иван подошел ближе.

— Не идет ли дело о том молодом инженере, которого вы с полгода тому назад встречали в К. и который теперь вернулся из Петербурга и живет в Завидове?

— Он вернулся… Откуда ты это знаешь? — встрепенулась она. Заглохшее было чувство вновь при воспоминании о нем затеплилось в ее душе.

— Очень просто, я вчера виделся с ним и узнал, что он продолжает вас любить искренно и горячо…

Ее глаза на мгновение засияли счастьем, но вдруг сразу потухли. Она глубоко вздохнула и снова заплакала горькими слезами. Старик подумал, что он верно угадал причину ее горя.

«В этом виноват Иннокентий Антипович!» — мысленно решил он.

— Татьяна Петровна, вы любите Бориса Петровича?

— Разве я это знаю? — печально отвечала она. — Но что же из этого, если бы я и любила его, все равно я теперь не смею о нем даже думать.

— Я так и знал! — воскликнул он. — Гладких встал между вами и им. Он заявил вам, что вы никогда не можете быть его женой… Он запретил вам любить его!

Татьяна Петровна покачала головой.

— Мой крестный ничего подобного не говорил мне, у нас не было даже никогда разговора о нем… Он уехал в Россию, я думала, что он позабыл обо мне… Мне он нравился и только, но люблю ли я его… я не знаю… говорю тебе: не знаю…

Она остановилась, чтобы вытереть все еще катившиеся из ее глаз слезы.

Нищий Иван был в недоумении. Значит, он не угадал причины ее горя.

Он молчал, вопросительно глядя на нее, как бы стараясь прочесть на ее лице эту причину.

— Раз ты с ним видишься, Иван, скажи ему от меня, что он должен забыть меня навсегда… Если ты говоришь, что он сказал тебе, что он любит меня… пусть разлюбит и не ищет нигде никогда со мной встречи… Я быть его женой не могу…

— Я не понимаю вас, барышня, вы, верно, не знаете, в какое отчаяние приведут его эти слова…

— Что делать… Мне тяжело самой, но я не могу дать ему другого ответа… Если ты не хочешь исполнить мою просьбу, то я пошлю ему письмо в Завидово с нарочным…

— Позвольте, барышня, мне старику, вам дать совет. Не спешите писать ему такой печальный ответ… Его жизнь и так несладка теперь и без вашего тяжелого удара… Подумайте об этом и подождите…

— Но я должна написать ему, слышите, должна… — с сердцем сказала она.

— Значит, вы его не только теперь не любите, но и никогда не любили…

— Разве я имею право любить? Разве я смею любить? — простонала она.

Старик наблюдал за ней внимательно, и невыразимый ужас отражался на его лице.

— Бог мой! — сказал он дрожащим голосом. — Что вы говорите? Что же такое случилось с вами?

— Ах, я очень, очень несчастна… — проговорила она, неудержимо рыдая.

— Несчастна! Вы несчастны?! — вскричал старик, и глаза его засверкали. — Кто виноват в этом? Скажите, я сумею защитить вас и от ваших домашних…

— Мне не за что на них жаловаться… Они, напротив, сделали все, чтобы меня утешить.

— Так почему же эти слезы, это отчаяние!