Николай Гейнце - Тайна высокого дома

Татьяна Петровна схватила за руку свою спасительницу, подвела к окну, в которое ярко светил месяц, и впилась в нее глазами, Через минуту она бросилась на шею этой женщине.

— О, я знаю вас теперь, я знаю вас, вы Марья Петровна Толстых.

— Тише, тише! — прошептала Марья Петровна и вдруг вздрогнула.

Она вспомнила, что там, внизу, в кабинете отца, быть может, уже совершено второе задуманное преступление. Вся охваченная мыслью о спасении молодой девушки, бедная женщина, еще слабая головой, совершенно забыла о второй части подслушанного ею гнусного заговора отца и сына. Она быстро зажгла стоявшую на столе свечу и бросилась из комнаты вниз.

Дверь в кабинет ее отца была отворена настежь. Задыхаясь от волнения, она вбежала туда.

Петр Иннокентьевич лежал недвижимо на полу, возле открытого денежного сундука. Марья Петровна стала перед ним на колени и наклонила голову к его груди. Сердце старика слабо билось.

Кое-как одевшаяся Татьяна Петровна, предчувствуя недоброе в быстром бегстве Марьи Петровны, тоже сбежала вниз и поспешно вошла в кабинет Петра Иннокентьевича.

Увидав представившуюся ей картину: недвижимо лежавшего на полу старика и наклоненной над ним, стоявшую на коленях, Марью Петровну, молодая девушка вскрикнула и пошатнулась.

— Он жив, жив! — успокоила ее Марья Петровна.

От шума в доме, между тем, проснулась вся прислуга и скоро кабинет наполнился людьми.

— Не зовите меня при людях по имени, — шепнула Марья Петровна Тане. — Они не должны пока еще знать, кто я… До тех пор, пока не очнется мой отец и не приедет Гладких — вы здесь хозяйка.

Татьяна Петровна молча наклонила голову в знак согласия.

Петра Иннокентьевича, между тем, подняли с полу и уложили на постель… Прислуга удалилась, с удивлением оглядывая незнакомую высокую женщину.

Таня горько плакала.

— Не плачь… слезами ничему не поможешь, — сказала Марья Петровна. — Надо послать в Завидово за фельдшером… а, может быть, там застанут и доктора…

Татьяна Петровна пошла отдать приказание.

Марья Петровна, между тем, закрыла железный сундук и сунула ключи под подушку постели своего отца. Когда Таня вернулась в кабинет, она застала Марью Петровну стоящею на коленях у постели, на которой лежал Петр Иннокентьевич.

— Ну, что? — спросила она.

— Все то же… — с плачем проговорила Мария. — О, Боже мой, я не хотела плакать, но не могу удержаться… После двадцатилетней разлуки я вижу его в таком положении… Но нет, он не умрет! Господь не допустит, чтобы он умер раньше, чем я услышу его голос… раньше, чем он меня увидит и благословит… Господи, смилуйся надо мной!.. Таня, Таня, смотри… он дышит… сильнее… открывает глаза…

Петр Иннокентьевич приподнялся на постели.

Сначала он бессмысленно обвел глазами комнату, как бы стараясь собраться с мыслями.

Марья Петровна отошла в глубь комнаты, а Таня поддерживала старика и говорила:

— Петр Иннокентьевич… придите в себя… разве вы не узнаете меня?.. Ведь это я… ваша маленькая Таня…

— Да, да… Я припоминаю… Там… Там… открытый сундук… Вор!..

— Успокойтесь, никакого вора нет… около вас Таня…

— Да, да… это хорошо… но где же Иннокентий?

— Он еще не вернулся…

— Ах, да… он уехал в К., чтобы привести сына моей бедной Марии, твоего жениха… Но мне не спалось… в мою комнату вошел вор и украл все деньги, все деньги моих детей… Помоги, помоги мне встать, Таня… Я должен видеть… Я должен видеть… Дай мне халат…

Татьяна Петровна накинула ему на плечи лежавший на стуле халат. Он надел его в рукава.

— Ключи… где они?

— Тут, под подушкой.

— Как они сюда попали? А?..

Молодая девушка не отвечала.

Он пошатнулся, когда встал, но поддерживаемый Татьяной Петровной, все-таки дотащился до железного сундука, опустился на колени, отпер замок и отворил крышку.

— Свету, Таня, свету… — хриплым голосом проговорил он. Молодая девушка взяла свечу и светила ему.

С первого беглого взгляда можно было заметить, что все было цело, что вору не удалось украсть ни одного золотого.

Петр Иннокентьевич обеими руками схватился за голову и задумался.

— Нет, нет, все-таки это не был сон… Он был здесь… Он отпер сундук, он уже опустил туда свои руки… Я его отшвырнул назад… я хотел яснее увидеть его лицо… свет луны сквозь занавеси давал мало свету, с ним был фонарь… но он не дал мне опомниться и потушил его… — говорил сам с собою Петр Иннокентьевич Толстых.

Его взгляд упал на потухший потайной фонарь, который валялся на полу около сундука. Он с трудом поднял его и показал Татьяне Петровне.

— Вот, вот, видишь, что я не ошибался, что тут был вор… Я не мог его узнать, но он был силен, сильнее меня… Когда я его повалил, он дернул меня так сильно, что я упал… Он хотел вырваться от меня и убежать, но я его не пускал… Произошла страшная борьба… Он схватил меня за горло и стал душить… Посмотри, Таня, посмотри сюда…

Он показал на свою шею.

— Да, я вижу здесь синие пятна… — сказала молодая девушка, наклонившись над все продолжавшим стоять на коленях Петром Иннокентьевичем.

— Его пальцы впились в мое горло… Я ударил его в лицо, но он душил меня все сильнее, так что я стал задыхаться… Я помню, я вскрикнул, что было силы и потерял сознание… Тогда он, наверно, убежал, не успев ничего украсть… Благодарю Тебя, Господи!.. Я боялся, что сундук пуст, а ведь это твое приданое, Таня, слышишь, твое приданое…

Он закрыл сундук, запер его и, поднявшись с пола, снова шатаясь, поддерживаемый Татьяной Петровной, пошел к кровати… Он весь горел, как в огне, а, между тем, дрожал…

— У вас лихорадка… — сказала Таня. — Ложитесь в постель…

— Нет… — хрипло отвечал он. — Помоги мне лучше дойти до окна, там, может быть, мне будет лучше… Подвинь мне это кресло. Вот так…

Татьяна Петровна усадила его в кресло и стала рядом, раздвинув, по его приказание, занавеси на окне.

— Посмотри, уже светает… Как у меня шумит в голове… все тело горит, как в огне, а внутри я чувствую холод… Открой окно, открой окно…

Молодая девушка исполнила его желание. Он стал усиленно вдыхать в себя свежий воздух.

— Я… я хотел бы увидать нынче восход солнца…

Глаза его заблестели.

— Если бы только сегодня приехал Иннокентий… Мне бы хотелось поскорей увидать своего внука… Мне кажется, что скоро придет мой конец… Надо скорей сыграть твою свадьбу, Таня… и моего внука сделать моим единственным наследником…

При этих словах Марья Петровна не выдержала и, плача, громко всхлипнула.

Старик вздрогнул и оглянулся. Он увидал Марию, которая стояла, закрыв лицо руками.

Он схватил Таню за руку и спросил в сильном волнении:

— Кто там… Таня? Кто эта женщина?..