Карен Налбандян - Истории из армянской истории

На кафедре анатомии родного универа. И ведь выкинуть – не выкинешь, в Турцию обратно не вернёшь, на наглядное пособие – тоже не раскрасишь, а хоронить отдельно черепушку – глупо как-то получается. "Здесь зарыта голова великого армянского поэта"… Бред. И, к тому же, очень уж на армянское старушечье проклятие смахивает "Чтоб я голову твою зарыла".

Словом, лежит он там на столе у завкафедрой, кушать не просит. Завкафедрой меняются, Дурьян остаётся.

Потом ему работу подыскали – пепельницей работать.

История двадцать пятая. Ещё о театре

1856 год. Стамбул. Армянская община пребывает в полном расколе. Тут разногласия и политически-партийные, и религиозные – не суть важно. А важно то, что народ уже не то, что не здоровается, а одним воздухом дышать не желает.

Мкртич Пешикташлян понимает, что так жить нельзя. А что он может сделать? Кто он вообще? Ну – поэт, ну драматург… Ну так и что? Кто с ним считаться вообще будет, с таким несерьёзным человеком? Народ уже жаждет приступить к гражданской войне.

И тогда Пешикташлян основывает театр. Первый в Стамбуле театр на армянском языке. Народ шипит "Романтик", но на представления ходит, как на работу.

Чтоб было понятно – кино-радио-телевизора-интернета пока не изобрели, и изо всех искусств самым мультимедийным остаётся именно театр.

Понятно, что будь ты хоть католик, хоть правый, хоть левый, хоть, страшно сказать, коммунист, а смотреть спектакль всегда интереснее на родном языке. И на родные темы.

Потянулся народ.

А в театре атмосфера соответствующая. Красиво. Собачиться в таких условиях как-то неудобно. Потихоньку и здороваться народ начал, и за жизнь болтать. Тут и темы общие для разговоров появились.

В общем, перетянули кризис.

Оставалось им ещё целых 60 лет.

История двадцать шестая. Диарея легионеров

Когда римская армия вторгается в Армению, она открывает для себя две вкусности – абрикосы (латинское название Armeniac) и армянскую же воду. И то, и другое – просто здорово, но вот совмещать не рекоммендуется.

Как пишут летописцы, армия "задержалась на месяц в садах армянских".

Чтобы уточнить, где именно: полегионно – под кустиками.

История двадцать седьмая. Проблемы реквизита

"Пленники Барсова ущелья" – история робинзонады нескольких армянских школьников в занесённом снегом ущелье в двух шагах от дома.

В тысяча девятьсот лохматом году решают на "Арменфильме" снять по книге фильм. На местности, понятно.

И вот, значится, сидит реквизитор, пригорюнившись, и костерит сценариста на чём свет стоит: "Ну почему не бревно, не камень, не пень, наконец?! Зачем выпендриваться-то было?".

Съёмочная группа начинает мало-помалу подтягиваться ему в тыл, мол, что случилось, кто тебя обидел?

Pеквизитор тычет пальцем в сценарий. А конкретно в строчку: "Авдал присел на корточки".

После чего следует вопль души:

"Ну где я ему их здесь найду, корточки эти?! Из Еревана везти?!"

История двадцать восьмая. Об алмазах и сверхдоходах

1770-ый год. Армянский купец Григорий Сафрас приводит в Персию судно с грузом сахара.

В порту обнаруживаются ещё три английских корабля с аналогичным грузом. Цена – 10 у.е. за центнер.

Сафрас предлагает 9.

Англичане спускают до 8.

Сафрас – до 7.

Англичане до 6. Типа по цене грязи – престиж дороже.

И тут Сафрас делает гениальный ход: скупает через подставных лиц весь груз трёх кораблей.

А став монополистом, устанавливает невиданную цену в 11 у.е. за центнер. И народ покупает – а куда ж ты денешься?

Деньгу зашибает чудовищную, но теперь возникает вопрос – как унести ноги?

Шаху как раз позарез требуются наличные (помните у Высоцкого "и вассалы восстать норовять"?), так что происходит обоюдно выгодный обмен – сколько-то центнеров сахароусловных единиц – на алмаз "Дерианур" (400 карат). Алмаз конечно не Сильмарилл и даже не Аркенстон – куча трещин и дефектов – но "мы люди негордые".

В Европе алмаз гранят, отчего он усыхает раза в два.

После чего реализуют за 250 тыщ рублей (сколько это в ценах 1770-го года).

Покупает алмаз ещё один армянин – придворный ювелир Иван Лазарев, проведит минимальный апгрейд, и немедленно продаёт графу Орлову. Уже за 400 тыщ.

Мог смело просить и миллион – у графа проблема. Зовут проблему Гришей Потёмкиным.

Сам граф его с императрицей и познакомил, куриоз, мол, пародист крутой – чьим хошь, мол, голосом говорить может.

Выяснилось, что он ещё много чего может. Что царицу удовлетворить, что Крым завоевать, что потёмкинских деревень понастроить. В общем, многоталантливая личность.

Граф ему уже и глаз выбивали – а всё равно не помогло, вылетает Орлов из фаворитов, как пробка из шампанского.

Подарить крутой бриллиант – для Орлова последний шанс вернуть фавор.

На презентации народ ходит вокруг, ахает – чудо-то мол какое.

А княжна Голицына возьми да брякни: " Нет, господа, этот Орлов бесподобен!" (А уж как на дядюшку Оскара смахивает).

И всё – становится алмаз – "Орлов".

Вставляют его в скипетр, причём при профессиональной оценке устанавливается цена в 2,4 миллиона рублей.

И о прочих.

Орлова из фаворитов вышибают ("Не помог камень индийский, не помог").

Сафрас тихо умирает через пару лет "в богатстве и благополучии".

Иван Лазарев становится одним из основателей дворянского рода Лазарянов.

Был я как-то в одноимённом зале Ереванской картинной галереи, смотрит там с портретов XVII, XIX веков хорошо знакомое лицо моего однокурсника – Саши Лазаряна

История двадцать девятая. Объяснить затмение

3 августа 1654-го. В славном граде Тебризе смятение. Средь бела дня меркнет солнце и опускается тьма.

Правитель вызывает мудрых людей Тебриза и требует разъяснить ему, что происходит, а главное – к чему? Для самого многомудрого предусмотрен призовой фонд (фрукты и изюм).

Мудрецы собираются на консилиум.

Предлагаются следующие версии:

а) Это к смерти царя

б) Быть войне!

в) К мору.

г) А,Б,В вместе

Но приза они не получают.

А получает скромный армянский священник с версией происходящего д): Затмение – явление, происходящее, когда Земля попадает в тень, отбрасываемую Луной.

Потому как на дворе уже вполне семнадцатый век, и лица эпохи – не князь Игорь с Кончаком, а Иоганн Кеплер и Галилео Галилей.

История тридцатая. Возвращение Каменной Гостьи

Hачало сороковых годов. Выдающемуся скульптору Меркурову заказывают для Еревана памятник Ленину. A под материал передают три тонны великолепного белого мрамора. При близжайшем рассмотрении оказывающиеся статуей Ея Императорскаго Величества Екатерины II. Причём не абы какой, а работы Опекушина, той самой, которая стояла в своё время в зале заседаний Думы.