Дереник Демирчян - Вардананк

Нершапух встал с места и ушел в свой шатер. За ним последовал асарапет. Они обсудили вдвоем решение Вардана.

– Не по силам нам это, ты прав! – покачал головой азарапет. – Попытаемся удержать его… Потонет в крови наше начинание!

Артак, оставшийся в шатре Вардана, грустно задумался над разногласиями среди сторонников Вардана. Что же выходило – Вардан оставался одинок, без поддержки?..

– Больно признаться мне, князь, но даже и близким друзьям моим недоступно многое… – Голос Вардана звучал скорбно. – Нершапух Арцруни – умелый воин, ему я доверил бы ведение любого сражения. Но недоступна ему истина…

Артак не понял – о какой истине говорил Вардан, но, глубоко доверяя Вардану и почитая его, юноша не решился переспрашивать Молчание и бездеятельность Вардана сильно смущали Васака. Почему так скромно и покорно ведет себя этот неукротимый таронец? Что таит он в глубине своей пылкой души, не обдумывает ли какого-нибудь грозного удара?..

– Видите, он все молчит! – заметил и Манэч Апахуни, – Видно, взвешивает силы.

– Словно попавший в капкан старый волк! – усмехнулся Гадишо.

– Уж заюворил бы лучше!.. – сетовал Васак. – Ничего хорошего не предвещает это его молчание. Оно опаснее, чем все его слова.

– Но почему бы нам не упрятать его?.. – воскликнул Манэч, которому эта мысль показалась блестящей. Васак горько усмехнулся.

– Чтоб прославить его как подвижника? – хмуро спросил он. – Чтоб немедленно вызвать мятеж? Нет!.. От меня требуют не кровопролития. Надо предупредить восстание, надо добиться от него покорности без пролития крови – вот в чем моя задача!

– Но каким образом? – с отчаянием спросил Манэч.

– Надо поставить его перед численным превосходством объединенных войск – наших и персидских!

– А возможно ли это?

– В Зарехаване будет возможно.

Однако беспокойство Васака усиливалось. Все поведение Вардана, его молчание, ею замкнутость совершенно не вязались с характером волевого, пылкого и деятельного Спарапета.

«Нет, нет, какое-то большое безумие затевает он!.. – думал Васак, сидя в одиночестве в своем шатре. – Нужно узнать, нужно предупредить…»

Спустилась тьма. Вардан прилег на бурку и, заложив руки за гогаву, стал вслушиваться в голоса ночи, обдумывая предстоящие действия. Он мысленно вернулся к своему прошлому, вспоминая, как служил персидской державе, к своим путешествиям, к испытаиям, выпавшим на долю родной стране, к вековым притеснениям, которым она подвергалась со стороны персов, к вековой борьбе народа с персами.

Что же помогало стране Армянской, чем спаслась она, благодаря чему уцелела? Когда и чем спасется она в непрекращающейся борьбе от постоянно заливающих ее потоков крови? А теперь еще и это, величайшее из испытаний!.. Чем оно кончится? Что предпринять, чтоб предупредить удар?..

Вардан припомнил арташатское собрание, данный там обет, народное восстание, свои военные меры и возложенные на князя Амазаспа тяжелые обязанности. Мелькнула мысль, что час испытания наступил ранее, чем его ожидали, и вот он несет гибель и армянскому народу и ему – спарапету народа. А что, если уже поздно? Но вгдь он не имел возможности действовать раньше! А теперь дракон тесно сдавил их своими кольцами, и он не может пробиться в Зарехаван, чтобы подготовито ответный удар. Но ведь и сил для этого удара пока еше нет; да он и сам не знает, какие силы для этого потребуются… Вести о народных восстаниях радовали и обнадеживали Вардана. Как воин он видел, что это стихийное движение имеет и свои слабые стороны: им трудно было руководить, трудно было бы заставить повстанцев подчиняться правилам ведения боя, и организованные военные силы герсов легко разгромили бы их.

Вардан давно и не раз задумывался над участью родной страны. Теперь же казьлось, сама жизнь поставила перед ним задачу – решить судьбу армянского народа. Пора бы покончить с этим состоянием длившейся веками агонии Вардан вышел из шатра, стал у входа. В десяти-пятнадцати шагах безмятежно похрустывали кони и били копытом. Спали воины персидского отряда Ветер доносил снизу, из долины, журчание и прохладу речки.

Вардан отошел от шатра. И тотчас же рядом вырос Арцви.

– Спарапет?

– Следуй за мной.

Громко заливались цикады, наполняя воздух ликующим стрекотанием.

Вардан подошел к холму. Внизу шумела речка. Напротив виднелась церковь; окна и двери ее светились, – там служили вечернюю обедню. Перед глазами Вардана сновь возник по арташатское собрание, принесение обега католикосом, пастырями, нахарарами и народом, чтение ответного послания Акерту. Казалось, все это било во сне… Мог ли он представить себе, что когда-нибудь ему придется тайком и издали наблюдать церковную службу, во время которой народ, возможно, вынесет решите против него!..

Горячая волна стыда залила лицо Вардана. Где же подвижничество? Где обет, дангнй «перед лицом бога и народа»? Народ готот выполнить свой обет, не задумываясь над тем, сможет ли он противостоять вражескому войску, не взвешивая своих сил, не учитывая своих возможностей, пе заботясь о том, останется ли он жив, пли бесследно погибнет… Нет! Народ поднялся, чтобы держать ответ «перед богом и людьми» мужественно и прямо, без двоедушия… Но разумна ли подобная отвага? Не приведет ли она иарод к гибели?

Печальная улыбка пробежала по лицу Вардана. Что было бы, если б в Персии он оказал сопротивление и принял мученический конец? Была бы в этом хоть капля надежды на спасение народа? Принесло бы это пользу народу? Над этим он и задумался.

– Так ли это?.. – вполголоса выговорил он. Сердце его билось, как если б он сделал важное открытие. Арцви выступил вперед:

– Что, Спарапет?..

Вардан не отозвался. Всеми силами души ухватился он за это подобие надежды. Неужели впервые почувствовал он ее? Нет, конечно, нет! Она яплялась ему и раньше не раз на протяжении всей его жизни. Но в эту ночь, в этот критический для страны час, когда его душа достигла крайней степэни отчаяния, надежда вспыхнула подобно яркому факелу. Это была надежда на то, что и после гибели воина-подвижника останется нетленным и живым нечто равноценное его жизни, и останется оно не в загробном, потустороннем мире, а в мире живых… В этом и заключается высший смысл подвижничества!

Вардан мысленно вернулся к темнице Азкерта, в которой он хотел принять мученическую смерть. Его товарищи сочли неразумным это желание, уверенные в том, что с их гибелью погибнет и весь народ, что даже если б погиб один только Спарапет, и то гибель угрожала бы всему народу. Была ли истина в этом Мнении? Теперь Вардан ясно видел то, что тогда постигал с трудом: истины в этом не было! Разве может народ погибнуть? Нет! Народ остался бы жить, он бы продолжал борьбу. Именно так и жил армянский народ. Жизнь народа – это жизнь в веках. Из поколения в поколение жил бы народ, борясь, проносил бы он с собой стремление к свободе и когда-нибудь, где-нибудь дошел бы до ее пристанища. И счастливые поколения, спасенные ценой подвижничества своих далеких предков, жили бы свободными. Вот жизнь народа, вот ее смысл!