Дереник Демирчян - Вардананк

Васак слушал молча, словно впервые понимая, чего ему не хватает.

– Какая разница, принесешь ты жертвы в конце или в начале, – все разно Молох требует жертв? Ты стремишься стать царем, а не умеешь втаствовать над самим собой! Царь истребляет, душит, уничтожает, царь все топчет ногами, все – совесть, честь, гордость, жалость! А ты? Царь предает и продает свою страну, свой народ! Да, государь марзпан! Да, государь и повелитель! И я говорю тебе это, ибо знаю, что и ты можешь все это сделать, но не хочешь! Не хочешь щедро проливать кровь, а ее нужно лить потоками!

В беспросветной тьме, казалось, сверкнула молния и осветила бездонную пропасть… Васак молчал.

Гадишо выглядел странно спокойным. Он также не нарушал молчания и вскоре уснул.

Васак задумался над его словами. Гадишо говорил грубо, злобно, но говорил он правду. Васак почувствовал, что действительно медлил, действительно щадил противников, не проливал крови потоками. А дело требовало именно потоков крови. Слишком чувствительным оказался он в отношении сыновей. Ведь, к сожалению, история не считается ни с детьми, ни с родными, ни с народом, ни с честью, ока ничего не признает.

На следующий день Васак и Гадишо были приглашены к Михрнерсэ.

– Я взял Варазвагана с собой, чтобы за время моего отсутствия повелитель не вздумал назначить его марзпаном Армении, – заявил Михрнерсэ. – И желательно мне, чтобы никогда не встала перед нами такая необходимость. – Он окинул Васака испытующим взглядом. – Но пробил час, государь марзпан! Нюсалавурт идет с большой армией, но немалыми будут, несомненно, и силы Вардана. Предстоит кровопролитие… А нам прежде всего надобно овладеть страной! И вот тебе на выбор: или убеди Вардана подчиниться нам, или же вместе с нами иди уничтожать народ армянский.

– Или одно, или другое!.. Конец и лжи и правде, азарапет! – решительно произнес Васак.

– В таком случае – к делу! Мы с тобой выезжаем в Сюник… Ознакомлюсь с делами на месте. Выедем в ближайшие два-три дня.

Васак встал. Лицо его подергивалось. Михрнерсэ пристально взглянул на него и спокойно сказал:

– У государственного мужа детей нет. Насколько мне известно, ты замыслил сесть на царский трон? А у трона ступенек нет. На трон поднимаются по трупам детей, родителей, народов… Не очень сладко на троне!

Обнадеживал ли он, укорял ли, насмехался ли – Васак так и не понял. Быть может, все это было в его словах…

– Государственный муж стремится всего достигнуть. В этом и честь его и его гибель… Если тебе по силам, то имеешь право! Васак молчал – Тот, друюй, – бежал… – снова заговорил Михрнерсэ, не то со злобой, не то испытующе глядя на него, – уГнжал из моего дворца. Но в действительности от кого бежал он – от повелителя! А этого так оставить нельзя. Надеюсь, ты понял меня.

Васак не отвечал.

– Надо позаботиться также о том, чтобы Вардан не получил помощи от своих союзников… Как нам стало известно, иверы и агваны собираются помочь ему. Помешать какому-либо делу легче всего в последнюю минуту. Действуй! Ты уверяешь, что послал уже людей в Византию и в страну гуннов? Пошли теперь в Иверию, Агванк и к армянским князьям в Византии!

– Понимаю, – через силу выговорил Васак. – Я уже послал.

В эту минуту он так сильно ненавидел Михрнерсэ, что если бы не задуманное им великое дело, он с радостью рассек бы пополам конусообразную голову злобного старика.

Через два дня Михрнерсэ, Пероз, Вахтанг и Варазваган вместе с Васаком и Гадишо выехали в Сюник.

Васак много думал в дороге о том, что говорил ему Михрнерсэ, вспоминались и укоры Гадишо. Он переоценивал заново свои поступки, снова взвешивал свои сомнения и переживания. Поставленный перед беспощадным выбором, он чувствовал себя как бы зажатым в тисках: или – или… Или порабощение, или кровь… На выбор! Ни дети, ни родные, ни народ никакой цены не имеют. Чего-нибудь стоит только цель.

«Или одно, или другое! – беспокойно думал Васак. – Конец теперь и лжи и правде…»

Весенним утром на тигровой шкуре, разостланной у обрыва скалы, сидели княгиня Парандзем и Дзвик. Они смотрели на дорогу, которая то скрывалась за уступами скал, то, снова показываясь, тянулась из ущелья к замку.

Черные одежды и черное покрывало делали измученное лицо Парандзем еще бледнее.

– Вчера проезжал мимо замка всадник. Говорил, будто Спарапет большое войско собрал, – рассказывала Дзвик.

Парандзем не слушала. Мысли ее летели туда, по ту сторону гор. Дзвик умолкла. В сияющей синеве неба проплывали с запада белые тучка, Парандзем устремила глаза на них.

– Посмотри, сколько туч носится по небу. И ни одной оттуда!

– Ничего, тут нет, – сами приедут! – отозвалась Дзвик.

– Кэк бы не вышло наоборот!..

Дзвик встрепенулась. Она закрыла глаза, снова широко раскрыла их и вдруг, точно безумная, сорвалась с места:

– Говорила я! Говорила я!..

По горной тропе поднимались Вараздухт и Бабкк в сопровождении вооруженного всадника. Они подъехали незамеченными почти вплотную, покуда внимание Парандзем и Дзвик было поглощено созерцанием облаков.

Язык отнялся у Парандзем, она вскочила и кинулась к Бабику.

Бабик быстро побежал навстречу матери и бросился в ее объятия. Парандзем покрывала поцелуями голову сына. Грустно глядела на них обоих Вараздухт. Дзвик побледнела и одними глазами молча спросила, где второй мальчик. Та отвела взгляд.

– А Нерсик? – воскликнула княгиня Парандзем, расширившимися от тревоги глазами глядя на Бабика и на Вараздухт.

– Он там! Он остался, мать, – ответил Бабик.

– Как это остался? Почему?

– Не смог бежать…

– Есть кто-либо из персов в замке, княгиня? Марзпан здесь? – спросила Вараздухт.

– Нет его. Но есть персидские вельможи. Почему ты спрашиваешь?

Вараздухт объяснила, что Бабик бежал из дворца Михрнерсэ. Если персы узнают, что он у отца, они донесут азарапету арийцев.

– Что ж нам делать? – с тревогой спросила Дзвик.

– Как что? – вспыхнул Бабик. – Пусть они за себя боятся в моем доме! Я – воин Спарапета!..

– Осторожней, бога ради, Бабик! – с испугом остановила его Дзвик.

Страх и восхищение боролись в сердце Парандзем. Она не знала, как заглушить в себе чувство материнской любви и целиком отдаться той гордости, которая проснулась в ее душе, когда она услышала, что сын ее говорит подобающим защитнику родины языком. Ей не терпелось спросить у Вараздухт, кто помог бежать Бабику, но она не пожелала унизить себя, создавая некое подобие близости между собой и любовницей своего супруга.

В воротах замка показался Кодак, он направлялся к Парандзем. Приблизившись, он заметил Вараздухт и Бабика, и в его маленьких и живых глазках мелькнуло изумление.

– Поздравляю, княгиня! В добрый час пожаловал молодой князь! – обратился он к Парандзем. Не обращая внимания на ее мелчание, он продолжал: – Сбежал, видно, наш князек? Ты по могла? – спросил он Вараздухт.