Дереник Демирчян - Вардананк

Выйдя из замка, Васак направился к обрыву. Долго стоял он, глядя вниз, туда, где в причудливых нагромождениях лежали обломки скал. Вдали, в залитой солнцем долине, курился над лугами пар. Где-то недалеко на вершине скалы щебетала птичка возвещая приход весны.

Васака не оставляли угнетавшие его заботы. Варазваган… зять его, изгнанный им из Сюника за жестокое обращение с женой- сестрой Васака… Марзпана удручало мнение Кодака, что азарапет держит при себе его личного врага с целью прибрать к рукам его, Васака. Васак помнил, что Варазваган честолюбив, падок на почести, на высокое положение. Он стал вероотступником, послушным орудием персидского двора. Выходило, что азарапет стремится натравить Васака и Варазвагана друг на друга. Если Васак не станет на путь уступок и сотрудничества с персами, тогда это охотно сделает Варазваган. А если победу одержит Варазваган, марзпаном будет назначен он, вместо Васака. «И погубит страну, отродье сатаны!..» – простонал Васак.

Он все еще был во власти этих тяжелых дум, когда его слуха коснулись веселые молодые голоса. Васак оглянулся. Навстречу ему шли двое юношей. Они несли в руках луки; колчаны за их плечами были полны стрел: очевидно, они шли упражняться в стрельбе.

– Отец! – воскликнул младший. – Бабик уверяет, что мы едем в страну персов… Верно ли это?

– Верно! Не едем… – отшутился Васак, с улыбкой заглядывая в глаза сыну.

– Перестань шутить, отец! – и, подбежав к Васаку, он обнял его.

Это был златокудрый круглоголовый мальчик с большими синими глазами. Нежная белая кожа делала его похожим на девушку. Его спутник, Бабик, был высокий юноша с черными глазами, которые глядели из-под густых бровей не совсем дружелюбно.

– Ну что ж, едем в страну персов? – с улыбкой спросил его Васак.

Юноша упрямо взглянул на отца, помолчал и нехотя ответил с усмешкой:

– Тебе решать, ехать или нет, а ты меня спрашиваешь?

Васак ласково оглядывал сыновей. Казалось, он забыд все удручавшие его заботы, попал в новый и светлый мир.

Он всегда чувствовал себя совершенно одиноким. Одно было ему дорого в жизни, одно согревало ему сердце и скрашивало его одиночество – почти болезненная любовь к детям.

– А вам разве не хотелось бы поехать в Персию? – мягко спросил он.

– Зачем нам ехать в страну персов? – недовольно отозвался Бабик.

– А военное образование? Ведь ты обещал мне, Бабик, что будешь изучать военные науки!

– Военное образование мы можем получить и здесь- упрямо возразил Бабик.

– Здесь это невозможно! – по-прежнему мягко, но решительно заявил Васак.

– Я туда не поеду! – отрезал Бабик. – Так и знайте – не поеду! Пусть едет Нерсик, если ему хочется…

Васак с тревогой взглянул на Бабика и, не отводя от него тяжелого взгляда, глубоко задумался. Его одолевали тягостные мысли. Он попытался их отогнать и вновь обратился к Бабику:

– Об этом рано еще говорить. Посмотрим! Ведь мы еще не едем, чего ж ты боишься?

– Я не боюсь! – отозвался Бабик. – Но я не поеду.

– Настанет время – поедешь.

– Никогда не поеду!

Васак нахмурился. Его больно задели дерзкие ответы сына.

– Нерсик, – обратился он к младшему, пытаясь отвлечься от тягостных мыслей, – ты сегодня виделся с матерью?

– Виделся.

– Чем она была занята?

– Зайди к ней сам – и узнаешь! – вмешался Бабик. – ты так занят приемом посетителей и разговорами с ними, что не выберешь времени зайти к матери!

– Так-так, дорогой!.. – кротко согласился с ним Барак. – Упрекай меня, ты имеешь на это право…

– Что ты упрекаешь отца? – заступился Нерсик. – Ведь он марзпан, у него тысяча дел и обязанностей.

– Ну, вот видишь! – попытался отшутиться Васак.

– Ничего не значит! – стоял на своем Бабик. – Пусть найдет время повидаться с матерью!

– Да нет у него времени! – возразил Нерсик.

– Захочет – найдет!.. – твердил Бабик.

Васак с грустью, но беззлобно внимал непочтительным словам сына. Вероятно, в глубине души, перед судом собственной совести, он сознавал правоту мальчика. К тому же он слишком любил детей. Воля его как бы растворялась в этой любви. Возможно, что непосредственные и грубоватые упреки Бабика даже облегчали ему душу.

Нерсик обнял отца:

– Отец, а мать поедет с нами в страну персов? Вопрос больно поразил Васака.

– Зачем?

– Но разве она позволит нам одним уехать на чужбину?

– Она и слышать не хочет о нашем отъезде! – прервал Бабик.

Васак помрачнел. Он хмуро и задумчиво взглянул на Бабика и долго в молчании разглядывал его. Затем, сдерживая себя, спокойно спросил:

– Разве воины повсюду возят своих матерей с собой? Ответь ты, Нерсик. Он потерял разум…

– А мы непременно должны стать воинами?

– Непременно. Это ваш путь. Вы должны пройти полную военную подготовку.

Нерсик опустил голову.

– Но я хочу поступить в монастырь, отец.

– В монастырь? – изумился Васак и добавил:- Кто внушил тебе эту глупую мысль?

– Мать! – с каким-то злорадством объяснил Бабик. – Она все время читает нам евангелие и говорит о богословах…

– И очень плохо делает, – воскликнул Васак, с гневом отталкивая Нерсика. – Я скажу ей. Я ей запрещу делать из вас монахов!

– А мы в монастырь все-таки уйдем! – строптиво твердил Бабик.

Васак косо взглянул на него, но промолчал. Он стал беспокойно прохаживаться по площадке – к обрыву и обратно.

Со стороны ущелья внизу показалась группа духовных лиц. Они поспешно поднимались к замку, цепляясь за уступы. Видно было, что они сильно торопятся. Телохранитель Васака, который до этого держался на почтительном расстоянии, увидя их, подошел к обрыву. Те издали заметили марзпана и направились прямо к нему, видимо, желая говорить с ним. Наконец, они одолели подъем и остановились у обрыва. От группы отделился старый монах и пройдя несколько шагов, крикнул:

– Разреши обратиться, государь марзпан!

– Что случилось? – недбвольно спросил Васак.

– Разреши! Два слова только, во имя всевышнего! – повторил старый монах.

Васак сделал рукой знак телохранителю. Тот пропустил пришедших, и они быстро поднялись наверх.

– Подойдите!.. – неохотно приказал Васак.

Просители подошли ближе. Старый монах, волосатая грудь, непокрытые седые кудри и жалкая власяница которого свидетельствовали о том, что он принадлежит к какому-то неимущему монастырю, к тому же вконец разграбленному персами, упал перед Васаком на колени и стал бить себя в грудь:

– Обобрали нас! Дочиста разорили нас сборщики Деншапуха!.. Даже не посмотрели, богатый монастырь или бедный! А ведь наш-то совсем убогий!.. Обложили нас непосильными налогами, все унесли… Теперь если нас поджечь, даже и дыма не будет… Спаси нас, государь марзпан!..