Райдо Витич - Послесловие

И хмыкнул, умиляясь самому себе: "а тебе, сколько?"

Вагон качнуло на стыке и полковник — танкист с верхней полки резко поднялся и заорал:

— Заряжай, славяне! Не спим!

Коля посмотрел на него снизу вверх и вышел, понимая, что лучше закуриться в тамбуре, чем слушать крики соседей, а потом вплетать свой крик.

В тамбуре курила молодая женщина майор и востроглазый капитан видно пытался с ней заигрывать, но Николай спугнул своими погонами и количеством орденов. Офицер отдал под козырек вместе с майором и ретировался, а Санин к окну отвернулся. И снова словно в лето сорок первого на миг вернулся — показалось Леночка рядом стоит, за поручень держится и говорит, говорит… А он видит ее губы и помнит их вкус.

Почему она погибла, а он обречен на жизнь после ее смерти, что равно его? За что так несправедливо? Ведь он солдат, а не она!

— Не спиться? — послышалось осторожное. Николай обернулся и встретился с заинтересованным взглядом женщины. Что ей надо?

— Да, — отвернулся снова к окну.

— Домой?

Мужчина понял, что женщине нужен собеседник и подумал: от чего нет? Лучше в тамбуре трястись, курить и разговаривать, чем слушать в купе, как все еще ведут бой командиры.

Прислонился к стенке, встав к женщине вполоборота:

— Да.

— И я, — встала напротив, поняв, что он не против познакомиться и побеседовать. — В Москву.

Николай кивнул.

— Связистка? — оценил знаки отличия.

— Да. Второй Белорусский. А вы?

— Первый.

— Повезло, — покрутила окурок в руке. — Мне, в смысле. Дембель. А девчата остались. Правда, обещают постепенно всех женщин из армии уволить. Оно правильно.

— Согласен.

Женщина мягко улыбнулась:

— Меня Наталья зовут.

— Николай.

— Очень приятно.

— Вам скучно?

— Нет, просто… необычно, — задумчиво посмотрела в окно. — Я с сорок второго с линией фронта, привыкла жить по распорядку, привыкла, что все четко и понятно. А тут вроде бы свобода, но что с ней делать?… Путано, да?

— Нет. Очень понятно, — Николай не кривил душой. Настроение и состояние женщины ему было понятно, как никому. Тем более у него за спиной было много больше лет по распорядку. — Действительно, не знаешь, что делать со свободой.

— Но это здесь. Дорогу пережить бы, а там…Прикрепительные не нравятся.

— Что так?

— Подругу еще в мае, сразу после победы уволили. Написала, что зарплата с гулькин нос, жить фактически не на что, на другую работу с зарплатой выше не берут, потому что с этой не открепляют. Не по себе, как-то от таких новостей. Полевой кухни уже не будет. А карточки не кормят. В общем, почти из огня и в полымя, строго по поговорке.

Николай нахмурился — новости. Как же Валюша живет? Он тоже хорош, офицерские посылал и спокоен. А оно вон как весело на гражданке.

— Разве офицерам льгот нет?

— Какие льготы, Николай…

— Можно просто Николай. Уволенные мы с вами, а в новую должность, чтобы субординацию соблюдать, я еще не вступил.

Женщина с благодарностью посмотрела на него, папиросы достала:

— Будете?

— Свои, — показал пачку трофейных. Закурил, поднес огонек и к сигаретке Натальи. — Куда же вас прикомандировали?

— На городской коммутатор. Тоска. А вас?

— Милиция.

— Неплохо. Особенно если в том же звании, — кивнула на погоны.

— Думаете?

— Во всяком случае, зарплата выше, чем у меня будет, — улыбнулась грустно и как-то слишком пристально посмотрела. — Простите за любопытство, семью оповестили, что возвращаетесь? Рады, наверное, до ушей. Или как я, решили снежным комом на голову?

— Комом, — кивнул.

— Не боитесь? — улыбнулась загадочно.

— Чего?

— Нуу… — отвела взгляд. — Женщины разные бывают. Одни жены ждут, другие быстро забывают.

Николай понял и отвернулся. Разговор перестал его интересовать, и женщина уже не вызывала любопытства. Все как божий день ясно — решила жизнь свою устроить получше, осведомленная ретивой подружкой о тяготах жизни в столице. Что капитан не подошел — понятно, полковник повыше будет, и толку больше. Осталось только выяснить, свободен он или нет. А зря. Если капитан едет со старшим офицерским составом в купе, а не в теплушке с солдатами, значит проныра. Вполне такой сытую жизнь обеспечит.

Вот ведь странное животное человек — только что горел в праведном гневе и бил врага, не обращая внимания ни на какие трудности, а война закончилась, и стал как рыба, мгновенно искать "где глубже" — лучше.

Была бы майор мужчиной, много бы хорошего о себе узнала, но бабу судить не ему, тем более ругать или политлекции читать. Где-то даже и понять ее можно, хоть и противно.

Мужчина к окну отвернулся, решив, что сейчас докурит и пойдет слушать баталии танкиста, и двух пехотинцев.

— Кажется, я полезла не в свое дело. Извините.

Николай кивнул: бывает.

— Может к нам в купе? Посидим, у нас винцо есть.

Санину вспомнилось, как он выпил и вот такая Наташа в лице Милы поблазнилась ему Леночкой, и отрезал:

— Спасибо. Спать пора.

Откинул сигаретку и пошел к себе в купе, не обратив внимания на разочарованный взгляд женщины.

Лег и вздохнул: обнять бы сейчас Леночку, прижать к себе — как бы сладко спалось, слыша ее дыхание на своем плече, чувствуя ее тело, нежную кожу под пальцами.

Ехать долго, делать особо нечего, и от этого давит маята. Одно оставалось смотреть в окна на буйную зелень, толпы счастливых людей, закидывающий поезд с демобилизованными на станциях букетами, курить и пить.

Добирались так долго, что Николай боялся рехнуться или спиться. Поезд постоянно расформировывали, загоняя командирский купейный вагон в тупик, когда на пару часов, а под Смоленском почти на сутки. И чем ближе к столице, тем чаше проверка документов, тем меньше желание смотреть в окно. Разруха там, люди одетые, как босяки, но с неизменными цветами для победителей. И нет пирожков, которыми угощали их на станциях в Польше, зато есть яблоки. Николай набрал — Валюхе. Помнил, что сестренка яблоки с детства любила, до войны — хоть тонну дай, все бы смела.

Прибыли под Москву, дальше пассажиром было объявлено — добирайтесь сами. Мужики не гордые, ко всему привычные, спорить не стали, хоть и очень хотелось прибыть на узловую, как до войны, но с фурором — все-таки победители! Но мечты мечтами, а действительность советская и, кто подзабыл о ней, тот прочувствовал, когда их выгрузили фактически в чисто поле. Кто-то ругался, регалиями потрясая, кто-то, как Николай заморачиваться не стал, пошел попутку искать.

В столицу Санин вместе с танкистом приехал уже вечером и, словно в рай попал. Огни повсюду, в витринах отражаются, глаза слепят. После привычной светомаскировки это и дико и сказочно выглядело — в праздник попал не иначе. Шел и, задрав голову, смотрел на горящие фонари, свет в окнах домов.