Райдо Витич - Имя - Война

Всем тем, кто погиб.

Всем тем, кто выжил — с низким поклоном от потомков.

Пусть говорят: ушло, и безвозвратно. Не верь, нельзя.

Забудешь — вычеркнешь себя.

Райдо Витич

Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года и закончилась 9 мая 1945 года. Даты известные нам с детства, со школы. Но многие ли из нас изучая сухую историческую справку о тех днях, задумывались, как прожиты эти четыре года теми, кто тогда "ковал победу". Теми, кто был там, тогда.

Их простые лица давно стерты памятью, их дела позабыты, их мечты погибли в огне того времени безвозвратно. Никто не вспомнит, как они любили, на что надеялись, чем жили и дышали, что хотели от жизни и что получили. Все порывы, чаянья, горести, страдания, радости и стремления целого поколения улеглось в безликую историческую справку с четкими датами от и до. В них мальчик скрипач, попавший в топку Заксенхаузена, в них будущая мать, что не ведала иной радости, чем быть хорошей матерью и женой, а попала на стол в фашистскую лабораторию и лишилась дитя, лишилась будущего. В них роты солдат, что полегли в наступлении, и слезы их матерей, никогда больше не обнявших своих детей. В них умирающий на глазах матери от голода ребенок и любимая женщина, погибшая на глазах мужчины во время налета. В них миллионы семей, раскиданных по всем странам, по небу и земле; сироты, вдовы, вдовцы. В них слезы и смерть, боль и шок, в них страх и безысходность. И кто вспомнит, кто сможет или захочет представить, что чувствовал мальчик перед тем, как его сожгли, что чувствовала мать, которую лишали дитя, что чувствовал десятилетний мальчишка, стоя над убитой при налете семьей. Об этом ничего нет в датах. Об этом уже не хотят помнить даже потомки узника Бухенвальда, застенков гестапо, воина, прикрывшего собой немецкую девочку, парня, что в свои девятнадцать лег под танк у деревни Крюково.

Их нет уже с нами, и кажется, можно поставить точку, отодвинуть дела давно минувших лет. Но можно ли? Правильно ли? Война, какой бы она не была, где бы не шла, ради чего бы не вмешивалась в жизни — останется войной. В ее топке гибли и гибнут люди не имеющие ни малейшего отношения к политике. Они выполняли свой долг, не думая о выгоде, строе в котором живут, политических течениях. Они жили, они пытались выжить эти четыре года и хоть что-то сделать для Родины, что была и останется незыблемой, сколько бы поколений не прошло, сколько бы глав правительства не сменилось, какие бы социальные, исторические или политические катаклизмы не прошли над нашими головами. Для кого-то она олицетворяла "отца народов", для кого-то отобранное под нарком имение предка, а для кого-то улыбку матери, смех сестренки, уют и покой родного дома, радость близких, молоденькую поросль деревцев во дворе. Все то, что греет и нас с детства, оставляя привкус тех запахов и звуков, что не стирает память и с годами, как вечный огонь маяка проносит над любыми бурями и жизненными невзгодами, согревая одним фактом — было, есть.

Ради этой частички душевного тепла стоит жить, а придется, стоит и умереть. И выбор тут у каждого свой, и судить о нем не нам, а вот помнить — и нашим детям. Ведь все что у нас есть сейчас, неважно — считаем ли плохим, хорошим — есть благодаря тем, кто сдержал тогда натиск фашистов, жизнью своей заплатив за наши жизни.

Они стали историей, как когда-нибудь историей станем и мы. И хотим ли мы себе, той памяти и того отношения, которыми отвечаем своим предкам?

Они отстояли право называться человеком, отстояли право жить, не ведая ужасов фашизма, и подарили его нам. Но сохраним ли мы его, окажемся ли достойными звания человек — судить уже нашим детям, как мы судим своих дедов и прадедов.

Пролог

…Мне часто кажется, что в те злые, жестокие годы мы и прожили свои жизни, все, без остатка. Сколько было отмеряно лет — уложились в те кровавые четыре года.

Все, что было до, лишь подготовка, стадия, подобная митозу насекомого, готовящегося из куколки превратиться в бабочку. Все что после — анабиоз, в котором лишь сны о тех годах, лишь память об ушедших днях, павших товарищах, лютой ненависти и чистой любви, о верной дружбе. И самые высокие идеалы, и самые низкие пороки — там. Здесь лишь их фантомы, которым неважно наше уважение, как и не страшно презрение.

Для мертвых это уже не имеет значения, но живым необходимо вдвойне, нет — втройне — за них, за себя и за тех, кто будет после нас.

Чтобы не угасла память о героях, о простых, опаленных войной судьбах, множество которых объединено и отображено в одном скорбном лице изувеченной фашизмом нации. Родина-мать: черный платок, покрывающий в двадцать лет поседевшие волосы, телогрейка на теле, что рождено для любви и материнства, но отдано в рабство титаническому труду в духоте заводских цехов, в копоть и дым сталеплавильни, в боль, крик и кровь агонирующих бойцов мед санбата, в голод, боль и страх фашистского плена.

Но каким бы не рисовался данный образ любому человеку, имя его останется неизменным, тяжелым как могильная плита мемориала, одухотворенным и строгим, как лицо победителя и освободителя — простого солдата.

Имя его — война…

Часть 1

Равностояние

Глава 1

"Широка моя страна родная,

много в ней лесов полей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

где так вольно дышит человек" — надрывался репродуктор на вокзале.

Жара стояла неимоверная. В этой парной на перроне слова песни перекрывал гул голосов, сутолока и суматоха, гудки, объявления об оставленных вещах или прибытии поезда.

Лена тщательно прятала страх под веселый щебет и легкую улыбку восторга, который жил в ней наравне с волнением. Впервые она уезжала от родных, далеко-далеко, в Брест. И пусть с самой близкой подругой-одноклассницей, все равно — одна, без сестры и брата, без присмотра взрослых. И, конечно, было немного страшно уезжать одной, но в тоже время замечательно осознавать себя взрослой, самостоятельной в пятнадцать лет.

Ее подруга Надежда, похоже, полностью разделяла состояние Лены, но вела себя более непринужденно, оглядывая окружающих, не боясь прямых взглядов в лица военных, взрослых мужчин и женщин, провожающих и отъезжающих. Лена же не могла себе позволить подобного и втайне завидовала Вильман, еще не севшей в поезд, а уже чувствующей себя взрослым опытным человеком. Впрочем, наверняка Надежда вела бы себя по-другому, если б и ее пришли провожать. Но случилось, как случилось — из провожающих девушек на отдых была лишь старшая сестра Лены, тезка подруги — Надя.