Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Гипсипила глубоко вздохнула и начала плакать. Ясон поцеловал ей руку, чтобы ее утешить, и она притянула его к себе. Он поцеловал ее в шею вместо руки, шепча, что жалеет ее. Рыдая, она мягко оттолкнула его:

— Не целуй меня из жалости, господин мой. До сих пор меня целовали скорее из любви, нежели из жалости. Ясон, позволь признаться тебе — я в глубочайшей тревоге за наш урожай ячменя. Семена были посеяны без обычных обрядов плодородия. И, хотя появились очень здоровые и зеленые побеги ячменя и проса, ибо мы сделали все, что смогли, пожертвовали Матери козлят и ягнят мужского пола, вознесли ей наши обычные молитвы — что если окажется, что выросла одна солома? Тогда нам грозит голод.

Ясон спросил:

— Слишком поздно спасать ваши просо и ячмень обрядами любви, которые у вас здесь приняты? Мне кажется, нет и, конечно, мои товарищи и я…

— Ты — великодушнейший и благороднейший человек! — вскричала Гипсипила. — Поцелуй меня в губы! А знаешь, я смотрела в окно, когда ты приближался, шагая по улице, во главе твоих блистательных людей, и спросила себя: «Кого он более всего напоминает?»

— И кого же я более всего напоминаю, дорогая? — спросил Ясон, сжимая ее мягкую руку.

Гипсипила ответила:

— Яркую звезду, за которой наблюдает девушка из верхнего окна, когда та поднимается из полуночного моря, девушка, которую на следующий день посвятят в тайны женственности и которой не спится от волнения.

— Я и в самом деле кажусь тебе таким? — спросил Ясон. — Позволь сказать тебе в ответ, что твои ясные черные глаза, как две заводи в полночь на морском берегу, в которых отражается все та же звезда.

— А я не дурно пахну? — спросила Гипсипила, и у нее задрожала губа. — Они говорили, что от наших тел воняет.

— Ты и фиалка, и роза, а дыхание твое сладостно, как у священной коровы Геры, — галантно вскричал Ясон. — В тот миг, когда я бросил на тебя взгляд, сердце мое начало золотой танец. Ты знаешь, как дрожит солнечный луч на беленом потолке верхней комнаты, брошенный сюда от огромного котла с очистительной водой во дворе, с водой, поверхность которой зыблет ветер? Именно так плясало мое сердце и пляшет теперь!

Ниша, близ которой они сидели, образовывала небольшое святилище Госпожи Мирины (так здесь звалась Богиня-Мать). Статуя Матери из покрытой глазурью глины — спокойная, задрапированная в синее, благосклонно улыбалась круглощекому младенцу Загрею у ее ног, тому, который должен был в страданиях умереть ради блага народа. А рядом с ней поднимался простой приземистый крест, вырубленный из белого мрамора, с двумя впадинами у основания, куда возлагались скромные приношения — фрукты и орехи. Гипсипила усеяла возвышение, на котором стояла Богиня, морским песком и раковинами, а в дорогих серебряных вазах по обе стороны креста стояли благоуханные цветы лилий, которые любит Богиня. Только небольшая пятнистая змейка, которую она держала в левой руке, и серебряная луна, качавшаяся у нее на груди, напоминали посетителям о темных сторонах ее натуры. На ней был венец из звезд.

Гипсипила спросила Ясона:

— Разве это — не прелестное святилище? Как ты думаешь, возможно ли, что наша Госпожа однажды будет изгнана с Лемноса? Злые мужчины могут пренебрегать ею или быть с нею непочтительными, но разве она не останется с нами навсегда?

Ясон покачал головой:

— Отец стал очень могущественен, — сказал он, — а каковы его тайные намерения по отношению к той, что была некогда его матерью, а теперь — его жена, кто может сказать? Но давай не будем позволять теологическим вопросам тревожить наши сердца, которые уже достаточно уязвлены стрелами жестокого Бога Любви. Идем со мной, лучезарная Царица, обратно, в Палату Совета!

И все же перед тем, как уйти, он пошарил в своем мешке и отыскал там три лесных ореха и небольшой ломоть твердого козьего сыра и преподнес все это задрапированной в синее Богине, положив во впадины у основания алтарного креста.

Когда Ясон и Гипсипила вернулись в палату Совета и он правой рукой обнимал ее за плечи, а она его левой за талию, раздался взрыв аплодисментов. Гипсипила была такая высокая, темноволосая и очаровательная, Ясон — такой высокий, светлый и пригожий. Оба покраснели.

Вскоре каждый аргонавт оказался за столом в окружении женщин. Женщина по левую руку держала березовый поднос, на котором в изобилии громоздилась еда — рыба, жареная баранина с каперсами, вымоченными в кислом вине, жареная говядина под соусом асафетиды, дичь, медовые лепешки, тушеные сони (однако почитатели Аполлона вежливо отказались отведать их), спаржа, сушеные белые фиги, ячменный хлеб, вымоченный в оливковом масле, нежный овечий сыр, кратмум, вымоченный в морской воде, и сваренные вкрутую яйца морских птиц. Женщина по правую руку наполняла кубок вином и водой (смесь содержала почти столько же вина, сколько и воды), или молоком, или пивом — всем, чего ни попросишь; иногда она все это смешивала вместе и добавляла меду.

Мелеагр был в затруднении. Самый молодой среди аргонавтов, он был, однако, одним из самых высоких и сильных среди них, с курчавыми черными волосами и правильными чертами лица, довольно меланхолическое выражение которого делало его особенно привлекательным для женщин. Несколько из них набросились на него, схватив его за колени и за руки. Он высвободился осторожно, но решительно.

— Летите в другое место, прелестные пчелки, — сказал он. — В этом цветке меду не осталось.

Они улыбнулись ему, поцеловали его и снова отступили, полагая в душе, что он куда менее наделен мужской силой, чем кажется. Аталанта укрепила их в этом:

— Мелеагр Калидонский — сын царя, — сказала она, — но ни разу еще он не был способен удовлетворить женщину. Его отец, царь Ойней, разгневал однажды некую ревнивую богиню. Если вам нужен возлюбленный, достойный вас, прекрасные девушки, спуститесь на берег, и там найдете свое счастье!

Они с Мелеагром сели рядышком, отдельно от остальных, и сами обслужили себя булькающими похлебками во множестве закопченных горшков у огромного очага, или жареным мясом на множестве железных вертелов. Все общество почти не обращало на них внимания, и после того, как они наелись и напились, они вежливо простились с царицей Гипсипилой. Она рассеянно кивнула им, поглощенная рассказом Ясона о его плавании в Додону, и уверила его, что весь остров в их распоряжении. В уголках зала уже начались любовные игры, и Аталанта сочла постыдным для себя оставаться там.

Ифиноя, смешивавшая вино с водой в кувшинах, подаваемых ей женщинами, проскользнула за Мелеагром и Аталантой.

— О, царевич Мелеагр, — воскликнула она, — куда ты направляешься?