Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

Ответом ему была мертвая тишина.

— Отвечайте, отвечайте прямо! Уходите, разбегайтесь по домам, но честно, открыто! Не предавайте! Сознайтесь лучше в трусости, что боитесь… только, только не надо измены! Для чести страны ничего нет страшнее измены! Изменить своему народу равносильно тому, что надругаться над собственной матерью! — Ерназар, рыдая, выкрикивал эти слова, они рвали ему сердце. Вот-вот, казалось ему, оно не выдержит, разорвется, перестанет стучать… — Наш великий хан! — остановился Ерназар перед Зарлыком. — Сердца подсказывает мне беду, предчувствует недоброе… Предатели могут повести хивинское войско в наши степи, напасть на наши аулы! Чует, чует мое сердце беду!

— Такого поворота событий ожидать можно, согласен! Однако мы и сами готовились к столкновению с Хивой. — Зарлык-хан хотел утешить, успокоить, привести в чувство Ерназара. — Надо оповестить всех, собрать воинов!

— Наш уважаемый хан! — продолжал Алакоз. — Надо послать в аулы гонцов. Пусть те, кто с нами… кто готов помочь нам… кто верен… пусть спешат на берег Казахдарьи. Будем строить там крепость!..

— Гонцы, в путь!..

Затих перестук копыт, и Ерназар как будто немного успокоился.

— Дорогие мои! — Его лицо исказилось от боли и гнева. — Кто из вас схватит и доставит клятвопреступника и предателя Ерназара-кенегеса? — Ерназар невольно присовокупил к имени человека название его рода, никто на это не обратил внимания.

Никто не выступил вперед, не вызвался: «Я!»

— Дорогие мои! — Сколько может выразить голос человека! В голосе Ерназара были и тревога, и ярость, и растерянность, и слабость. — Только человек с черным сердцем способен нарушить клятву. Окажись кенегес у меня в руках, я не стал бы убивать его сразу! Я придумал бы для него самую лютую смерть, ибо предатель заслуживает лютой смерти. Он опозорил наш народ! Он навлек на него горе и несчастье! — Вдруг Ерназара осенило: напрасно он взывает открыто к людям, напрасно ищет сейчас добровольца, который бы схватил изменника. Нет, нет! Это надо сделать иначе! Имя человека, который должен будет взять на себя эту миссию, должно храниться в строжайшей тайне. — Не горюйте, не унывайте, други мои, соратники! Если одна дверь заперта, то тысячи других открыты! В народе объявился один предатель, а тех, кто любит свой народ и кто любим народом, — тысячи! И среди них — вы! Мы будем стоять до конца ради нашей свободы! Скоро вернутся другие наши послы, нам надо продержаться! Продержаться, выстоять до их возвращения! — Ерназар заметил, что лица людей посветлели, озарились надеждой…

Когда Алакоз остался один, к нему подкрался Шонкы:

— Ерназар-ага, кенегеса словлю и приведу к вам я!

— Что это ты надумал? — недоверчиво повел бровью Ерназар.

— Хочу прославить род колдаулы, постараться ради памяти нашего знаменитого предка деда Аидоса и ради вас, Ерназар-ага!

— Эх, Шонкы! Сейчас нанесена рана всему народу!

— Ерназар-ага, любой поступок — и добрый, и дурной — народ связывает с чьим-то именем, с каким-то человеком. А ведь человек всегда принадлежит к какому-нибудь роду, ведь так?

Ты по-своему прав, Шонкы! Кого же ты собираешься взять себе в помощники?

— Лучше всего на такое дело мне отправиться одному!

— Человек с подлыми намерениями оставляет ядовитый след, поэтому будь начеку, будь осторожен с ке-негесом! Однако смотри не оскверни родину своим ядом и ты!..

— Недоверие оскорбляет человека! — Шонкы возмутился до глубины души.

— Доверчивость нам дорого обошлась!.. — Ерназар снова помрачнел. — Я верю тебе! Верю, что ты словишь и приведешь предателя на суд народный! Если ты настоящий колдаулы, — неожиданно улыбнулся Ерназар, — то гляди не опозорься!

— Да я, коли вы велите: «Умри за честь рода колдаулы!»- я… я готов умереть! — горячо заверил Ерназара Шонкы.

— Отправляйся! Пусть удача сопутствует тебе, Шонкы! Буду ждать тебя! Обязательно с кенегесом — поперек седла.

Ерназар простился с Шонкы и пошел к Зарлыку. Он рассказал ему обо всем и спросил:

— Уж и не знаю, правильно ли я поступил? Не зря ли поверил Шонкы?

— Если схватит и доставит сюда негодяя, то — правильно! — ответил Зарлык-хан. — А что поверил — хорошо!

Раненых погрузили на телеги, быстро свернули лагерь и направились к Амударье, чтобы переправиться к месту, где решили строить укрепления. Вдали поднялось и росло облако пыли. Ерназар решил задержаться и прикрыть тех, кто должен был уйти в глубь степи. Но пыль подняли не враги, а друзья. Это были люди Абдурахмана. За ними следом мчались казахские сарбазы и туркменские джигиты. Все они были усталые, пропыленные насквозь.

— Ерназар, нас предали! — издалека кричал Абдурахман. — Предали!

Как? Кто?

В Куня-Ургенч прибыл Каракум-ишан с целой свитой. Он вызвал к себе, будто для переговоров, Анна-мурата… Они убили его! Убили! Ишан переманил на свою сторону многих старейшин… и когда мы попытались вмешаться, напасть…

— Ну, ну!.. Скорее говори!

Наши старейшины выставили впереди против нас стену из женщин и детей! Прикрылись ими! Мы оказались хоть и с оружием в руках, да безоружными…

Подобно тому как голодный человек исступленно думает о пище, которая насытила бы его, так Махмуднияз только и думал о том, чтобы стать главным военачальником Хивинского ханства. После боя в Ходжейли его мечты, кажется, начали обретать плоть…

Махмуднияза вызвал к себе хан:

Теперь наиглавнейшая твоя задача — поймать и обезглавить Алакоза, усмирить взбунтовавшихся черношапочников. Выполнишь — сделаем тебя главным военачальником нашего великого и непобедимого ханства.

Махмуднияз вышел от хана, не чуя под собой ног от радости. Главный визирь самолично повел его в хранилище, где лежали-содержались ханские богатства и сокровища. Он выдал Махмудниязу три дорогих шелковых халата.

— Эти халаты, Махмуднияз, ты подаришь тому из каракалпаков, кто окажет тебе помощь и поддержку.

Махмуднияз никогда не удостаивался подобной чести — получать из ханской казны такие роскошные вещи! Да еще для того, чтобы собственноручно, по своему усмотрению, накинуть их кому-то на плечи. Он всегда полагал, что казной могут распоряжаться лишь два человека — сам хан и главный визирь.

— Может быть, вы сами подарите их достойным?

— Нет, нет. Только ты, — главный визирь хлопнул его по плечу и опять повел его за собой — на этот раз к дому, где хивинцы расположили и других перебежчиков.

Завидя главного визиря и Махмуднияза, Ерназар-младший вскочил и согнулся, как тетива лука, в низком поклоне. Махмуднияз бросил ему на спину халаты.

— Это подарки хана и главного визиря! Распределите их по собственному усмотрению.