Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

Ерназару стало как-то не по себе от неожиданного перехода Махмуднияза с «ты» на «вы» Что-то он чрез мерно внимателен и заботлив, как бы все это не оказалось хитростью, не обернулось какими-нибудь кознями…

— Я лучше явлюсь завтра на учения!

— Вы храбры и сильны, но притворяться не умеете, вас выдает лицо! Почему вы встревожились? Или мои похвалы кажутся вам незаслуженными?.. — Махмуднияз выдержал многозначительную паузу. — Чтобы доказать искреннее мое расположение, я готов доверить вам важные новости. Вас они тоже касаются… то есть я хочу сказать, что вы обладаете даром предвидения… Вот только, к сожалению, не все это ценят и понимают, не все способны понимать. Даже греясь у огня, мы забываем иногда о том, кто первый разжег этот огонь.

Ерназар улыбнулся и решил, что отныне он будет больше следить за выражением своего лица, особенно когда находится в этом дворце.

— Если у меня спросили бы, кто в Хиве является владыкой огня, я, конечно, ответил бы: «Хан!» И вы ответили бы точно так же. Но каждое событие, каждое начинание имеет свой собственный огонек, свое свечение! Когда же они, эти огоньки, разгораются, они прибавляют яркости тому огню, которым владеет хан. За время вашего отсутствия здесь произошли кое-какие перемены! В отношениях — с кем бы вы думали? — с русскими. Когда наш хан освободил русских пленных, царь в ответ отпустил на свободу хорезмских купцов, которых держал в качестве заложников. Так что скоро в городских лавках появятся товары, привезенные нашими купцами из русского царства… Ну как, смекнули теперь, что именно я подразумеваю?.. Вы первый разожгли огонь! Вы попросили выпустить из зиндана русского ученого в награду за славную вашу победу! Вы будто предвидели события, заглядывали вперед!..

— Мой великий военачальник, вы ко мне расположены, поэтому приписываете мне милостиво подвиги…

— Я говорю правду. Помните, мы обращались за помощью в Герат, к инглисам? Они пренебрегли «маленьким хивинским ханством» в какой-то там дикой степи! Отказали нам. Потом, видно, спохватились и направили к хану своих посланцев. Одновременно с ними прибыли и послы персидского шаха. Однако хан заставил всех их ждать! В первую очередь он принял русского посла, хотя тот добрался до Хивы последним. Я сегодня присутствовал на этой церемонии! Очень она была торжественная!

— Это событие, должно быть, занесут в летопись хивинского ханства! — Ерназар повторил то, что когда-то слышал от Грушина, мечтавшего о будущих дружественных отношениях России и Хивы.

— Наш великий хан собственными устами назвал эту встречу важной. Правда, не по всем вопросам удалось договориться с русскими… Русский посол выдвинул немыслимые требования. Он потребовал отменить у нас в ханстве рабство, настаивал на том, чтобы хан запретил фирманом использовать русских пленных как невольников. Еще русский поставил нам условие: ограничить влияние Хивы на кочевые народы, которые признали себя подданными Российской империи, а также дать русским купцам свободу торговли на нашей территории, снизить пошлины и, кроме того, требовал не препятствовать иноземным купцам, которые через Хорезм едут в Россию. Русский царь пожелал еще, чтобы мы передавали ему смутьянов и бунтовщиков, которые бегут к нам, спасаясь от его кары…

— Да-а-а, русские предъявляют очень большие требования…

— Э-э-э, еще бы! У могущественного государства и условия всегда жесткие! Царь привык диктовать да повелевать… У меня аж в сердце похолодело, когда посол заговорил о границах. Не убоявшись присутствия нашего великого хана, он заявил: если кто-либо из хивинцев приблизится к берегам Сырдарьи, к Эмбе или к пескам Барсук и попытается причинить ущерб или притеснить казахов, которые находятся под покровительством русского царя, тот будет убит на месте без предупреждения… Пригрозил — пусть ваши муллы, посланные к казахам, башкирам и татарам, не ждут от нас снисхождения и пощады, если станут натравливать эти народы друг на друга, распространять враждебные для русских слухи. Это, дважды сказал он, вызовет осложнения в отношениях между нашими странами… Хан, с одобрения своих советников, не принял требований русского посла, но они все же договорились о мире и ненападении друг на друга.

Ерназару не терпелось задать вопрос: не шла ли речь о каракалпаках? Не обещал ли им посол покровительство и защиту? Но осторожность взяла верх, и он лишь обронил:

— Соглашение о мире — это великое дело.

— Всех удивило еще одно обстоятельство. Его толкуют теперь и так и эдак. Русский знал, что посол из Персии прибыл в Хиву вместе с инглисами. Однако, несмотря на это, он счел необходимым замолвить слово и за иранцев, которые находятся у нас в плену.

«Русский проявляет заботу о далекой Персии, она находится во-о-он где! А мы — соседи, граничим друг с другом!.. Стало быть, он может попросить хана и о нас, каракалпаках: не надо, мол, притеснять этот народ! Если бы я мог встретиться с русским послом и потолковать с ним!..»- пронеслось у Ерназара в голове.

— Я не зря предлагаю вам завтра быть свободным от учений, отдохнуть… — донесся до него голос Мах-муднияза. — Зачем скрывать, мне известно, что ваша мать не раз клала вас в русскую колыбель. Не наведаться ли вам к русскому послу?

Ерназар снова насторожился. Он молчал, будто Махмуднияз ничего такого и не произнес. Тот подождал, подождал, затем решительно добавил:

— Вам надо подкараулить главного визиря и будто случайно столкнуться с ним во дворце. И шепнуть ему: «Главный военачальник нарочно затягивает набег на Бухару, который подготовил Махмуднияз!»

— Это не так легко — встретить во дворце главного визиря! Дворец кишит соглядатаями и стражей!..

— Постарайтесь… Считайте меня вашим другом! Другом вашей страны. Если у вас есть близкие люди в Хиве, не стесняйтесь, я окажу им поддержку и помощь. Помните джигита по имени Абдурахман? Он еще пытался освободить Грушина из зиндана… Абдурахман остался цел и невредим. Передайте ему при случае: если будет мне служить, не пожалеет…

Ерназар вспомнил, как Зарлык говорил его матери: «И среди тюремной стражи, Кумар-аналык, надо завести своих людей! Знакомство с ними может пригодиться…» Так и рвалось у него с уст: «Устройте Абдурахмана стражником в зиндане!»-но он решил еще и еще раз проверить, можио ли доверять Махмудниязу.

Ерназару так и не пришлось отдохнуть. На учения он не пошел, но в полдень нукер, охранявший казарму, заглянул к нему и сообщил, что его спрашивает какой-то мужчина. Возле дверей Ерназара ожидал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Маулен-желтый; он был взволнован, напуган, весь в пыли. Ерназар почуял недоброе.