Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

Сеидмухамед вспоминал, но никак не мог вспомнить, что же это за черношапочник, который обучался с ним в медресе? Он приказал доставить к нему муллу, который с незапамятных времен обретался в медресе и помнил всех, кто там когда-то учился…

На следующее утро Ерназар-младший предстал перед ханом. По мере того как Сеидмухамед оглядывал младшего Ерназара с ног до головы и с головы до ног, лицо его постепенно прояснялось, светлело, вот совсем просияло… Хан даже сошел с трона и двинулся навстречу Ерназару-младшему.

— А я-то посчитал, что явился Ерназар Алакоз, а это же ты — наш Ерназар-кенегес! Каким ветром тебя принесло ко мне? Долгонько же собирался навестить старого друга! Катился-катился, словно перекати-поле, и вот наконец ты здесь!

Младший Ерназар, приготовивший гневную речь по поводу жестокого с собой обращения, о ней забыл.

— Сколько же лет прошло с той поры, как мы вместе с тобой постигали науки, а, мой кенегес? Ты изменился, очень возмужал! Очень! В юношеские годы был ты щенком, задиристым и драчливым, а теперь? Теперь — палван!

По знаку хана в дверях показался слуга с полным лакомств и яств дастарханом, с большим серебряным чайником.

— Лицо человека — зеркало его души! По-моему, ты голоден, а? Не стесняйся! Ты всю ночь был в пути и тебе недосуг было поужинать? Или ты убежал от Ала-коза, от этого злодея? Я бы этому не удивился: говорят, он жесток и беспощаден, а?

Ерназару-младшему никогда еще не доводилось слышать, чтобы хан кого-либо удостаивал угощением в своей приемной, и он не без тщеславия подумал, что так, наверно, принято встречать послов. Вот и его…

— Великий хан Хивы, я прибыл в качестве посла от моего хана.

— Ха-ха-ха! — раскатистый смех Сеидмухамеда покатился-разнесся как гром.

Хан налил себе чаю из серебряного чайника изящной тонкой работы, сделал большой глоток. Ерназар-младший последовал его примеру и тоже налил себе чаю, тут же потянулся за испеченной на масле лепешкой из слоеного теста.

Хан не отрывал от него взгляда.

— Ераназар-кенегес, мы с вами, каракалпаками, жили как два сына одного отца!.. Когда мы росли-подрастали, Амударья служила нам позвоночником. Была нам мягкой подушкой, когда мы спали. Была нашей родной матерью, когда мы хотели утолить жажду! Но среди нас, сдается мне, затесался сам дьявол! Сам сатана проник к нам! — Хан с нарастающим отвращением и брезгливостью наблюдал, как жадно глотает куски младший Ерназар. — Если ты уже насытился, может быть, объяснишь, зачем пожаловал?

Ерназар вытащил из-за пазухи свиток-грамоту и с поклоном протянул хану:

— Послание от нашего великого хана! Сеидмухамед развернул бумагу, скользнул по ней

взглядом и тут же разорвал на мелкие клочья. Он встал из-за дастархана, подошел к трону, помедлил недолго, потом сел.

— Запомни, кенегес: тысяча лисиц не в силах ничего сделать, навредить одному льву! — сбросил с себя маску притворства хан.

Сохраняя внешнее спокойствие и уверенность, Ерназар-младший проговорил с достоинством:

— Великий хан Хивы! Новое Каракалпакское ханство родилось по божьему благословению. По велению времени. По воле нашего народа, пролившего немало слез на пути к независимости и самостоятельности. Я прибыл в Хиву, чтобы мы решили вместе с вами важные дела — как нам жить в мире и согласии, в добрососедстве и взаимоуважении… Ваши условия и соображения я изложу нашему хану. Он просил заверить — мы хотим мира!

— Ишь чего захотели — мира, согласия! Не будет этого! Не позволю, чтобы в стране, где обитает мирный народ, обитает в спокойствии, следуя первозданным законам порядка, хозяйничали, правили предатели! Их надо казнить! Алакоза надо обезглавить первым, вторым — тебя!.. Ты не посол хана — ты жалкая тень Алакоза! — метал громы и молнии хан. — Если не будет в живых Алакоза, — внезапно, совершенно спокойно и холодно произнес он, — не исключаю, ты опять станешь человеком! Может быть, тебя пощадить?.. Когда человек падает — исчезает и его тень, в тот же миг исчезает!

— Великий хан, вы ошибаетесь! Я не тень Алакоза, я просто его младший друг.

— Дружба эта — что шов, соединяющий две разные ткани. Его легко обнаружить и легко распороть! Не больно-то заносись, кенегес! Божье благословение!.. Потребность времени!.. Слезы народа! От всего этого не рождаются ханства! Каракалпаки — что табун лошадей, выросших в бескрайней степи, а твой Алакоз загоняет их силой, нагайкой в загон, сломают его загородки и вырвутся на волю, разбредутся кто куда! И ты обязан это понимать, если у тебя, разумеется, голова на плечах, а не пустой горшок!

— Мы дали клятву, великий хан Хивы! Мы приняли «Клятву шестидесяти биев»!

— Когда твои бии получали бийство, они давали клятву Хиве! Это была первая их клятва! — Хан сверлил младшего Ерназара гневным, тяжелым взглядом. — «Клятва», под которой вы подписались, давным-давно сожжена, от нее даже пепла не осталось! Глупый кенегес! Я тебе друг, поэтому трачу на тебя и свое время, и свои слова! Я не теряю надежду, что ты снова вступишь на правильный путь! — Хан сошел с трона и, взбудораженный, зашагал по приемной. — Ты веришь и служишь преданно Алакозу, а кто он такой? Изменник, человек, одержимый жаждой власти, честолюбием!.. Мы с вами, как близнецы, кормимся грудью одной матери — Амударьи, а он продается казахам! Поднимает на трон какого-то Зарлыка! И этого ему мало — он собирается и дальше торговать своей родиной! Повыгоднее запродать ее русским! Чем быть тенью этакого честолюбца, лучше быть обыкновенным конюхом у любого бая!.. Поразмысли, обмозгуй, взвесь то, что я тебе сказал!.. — опять обрушился хан на Ерназара-младшего. — У стариков есть мудрость — по кривой дорожке прямо не пройдешь! Если ты способен еще мыслить и понимать, учти: Каракалпакское ханство — это дорожка, похожая на извилистый змеиный след.

— Однако, великий хан!.. — попытался вставить слово Ерназар-младший.

— Глупец, какой глупец!.. Дорога Хивинского ханства — проторенная веками, широкая и просторная, по ней можно идти прямо! А ну, взгляни направо! — неожиданно прорычал Сеидмухамед.

Открылась дверь, и Ерназар-младший увидел двух палачей с саблями наголо. Его будто ледяной водой окатили.

— А теперь — налево, — скомандовал хан. Бесшумно распахнулись двери — за ними стояли

палачи, одетые в черное, в руках они держали веревки с петлями на концах. Ераназар-младший содрогнулся.

— Каракалпаки говорят: пока твои сверстники не будут счастливы, и на твоем лице не появится улыбка! Мы же с тобой сверстники!.. Говори, о чем думаешь? Уразумел ли хоть что-нибудь?

— Если, если… — Ерназара-младшего начала бить нервная дрожь. — Если вы помилуете меня, я сяду на коня, которого вы мне дадите, возьму плеть, которую вы мне протянете…