Валентин Пикуль - Каторга

– У меня его попросту нету, – засмеялся Полынов. – Я весь целеустремлен в светлое кристальное будущее.

– Прекратите! – раздраженно ответил Быков. – Я перестаю понимать, где вы говорите серьезно, а где превращаетесь в шута. Лучше скажите по правде: чем я могу быть полезен?

– У вас, – ответил Полынов, – имеется замечательная «франкотка», с которой вы один на один ходили против уссурийского тигра. Я могу сдать в отряд винтовку конвойного образца, а вы позволите мне пользоваться вашей «франкоткой».

Быкову было жаль расставаться с оружием точного боя, но он все-таки выложил снайперскую «франкотку» на стол, предупредив, что после войны заберет ее обратно.

– Обязательно! – Полынов почти любовно подкинул в руке оружие. – За это я обещаю раздобыть для вашего отряда пять японских винтовок «арисака» и… и даже пулемет!

– Где вы их достанете?

– Это же моя профессия: вскрывать сейфы банков и добывать оружие для нелегалов. Впрочем, я прибыл в Найбучи, кажется, по служебным делам – как судебный следователь Зяблов.

Быков не слишком-то обрадовался этому превращению:

– Тогда я спрошу: куда же исчез сам Зяблов? – Он… убит. – Кем убит?

– Конечно, японцами, – равнодушно пояснил Полынов. – Вы же знаете привычку Зяблова ходить в мундире судебного ведомства. Наверное, японцы и приняли его за русского офицера…

Корней Земляков даже прослезился при виде Полынова:

– Вот повезло… вот радость-то! Ежели и вы с нами, знать, не пропадем. Вы приносите человекам счастье…

Полынов дружески попросил парня проследить за лошадьми, чтобы они отдохнули после бешеной скачки от Корсаковска до Найбучи, с помощью Корнея отыскал жилье для совместного проживания с Анитой. Но однажды, когда Полынов чересчур долго засиделся в магазине, беседуя с лавочником и Челищевой о метаморфозах жизни, Анита встретила его разъяренной и сразу от порога надавала ему хлестких пощечин. – За что? – обомлел Полынов.

– Не смей разговаривать с чужими! – яростно выпалила Анита. – Я не знаю, что сделаю с тобой, если только на моем пути станет другая женщина… Ты думаешь, я не поняла твоих слов Слепиковскому, когда вы закармливали меня мандаринами, растущими на кустах, а не на деревьях?!

Полынов вяло опустился на лавку и, потрясенный внезапным гневом своей Галатеи, долго не мог припомнить, сколько он заплатил за это сокровище.

– Ты не помнишь, сколько я дал тогда за тебя?

– Мало! Я ведь стою гораздо больше…

Двадцать седьмого июня в отряд Быкова влились потрепанные остатки отряда Полуботко, сдавшегося японцам, и Валерий Павлович Быков решил выбраться из Найбучи, чтобы проучить самураев:

– Пора дать бой этой зарвавшейся сволочи…

Контр-адмирал Катаока был еще молод. Европейская прическа и пышные усы делали его мало похожим на японца. Катаока смело сражался у стен Порт-Артура, он прошел через огненное горнило Цусимы; воротник его мундира был осыпан звездами, как и его грудь орденами… 27 июня ему доложили, что с четырех миноносцев сброшены десанты на мыс Крильон и теперь маяк, светивший кораблям в проливе Лаперуза, стал японским.

– Банзай, – сказал Катаока, глянув на карту. – Отныне «Крильон» будет мигать только по нашему расписанию.

Катаока принял адъютанта Харагучи – майора Такаси Кумэду, который выразил беспокойство своего начальника. Сначала адмирал понял его так, что пришло время бомбардировать с моря Найбучи, но Кумэда просил его совсем о другом:

– Армии доставил много хлопот отряд Слепиковского.

– Сколько у него человек?

– По нашим сведениям, сто семьдесят при одном пулемете. Но, к сожалению, в отряд Слепиковского стали сбегаться каторжане и поселенцы, у него там уже работает кузница, где снимают с арестантов кандалы, и они тут же берутся за оружие. Харагучи просил известить вас, что именно Слепиковский тормозит наше продвижение к северу Сахалина.

– Как может шайка сорвать планы доблестной японской армии? Покажите на карте место отряда Слепиковского…

Гротто-Слепиковский отступил в тайгу к озеру Тунайчи, где и окопался. У него почти не осталось солдат, зато он принял в отряд множество арестантов, взломавших тюрьму, и, вооруженные, они не расставались с тюремными кандалами:

– Ежели их на руку намотать да самурая по чердаку трахнуть, так тут столько пыли просыпется…

Харагучи бросал в атаки по четыреста-пятьсот штыков сразу, но берега Тунайчи сделались неприступным бастионом, и командующий прославленной Сендайской дивизией боялся двигаться к Найбучи, пока в тылу оставался Слепиковский. Палец генерала неопределенно блуждал по оперативной карте, пока не уперся в Хомутовку:

– Конечно, этот ретивый поляк, чтобы соединиться с другими отрядами, может оказаться вот здесь, и тогда наши коммуникации будут им перерезаны… Что сказал Катаока?

– Адмирал, – ответил Кумэда, – высылает в море крейсера с десантами и батареями. Но при этом Катаока много смеялся, что мы застряли еще на выходе из Корсаковска.

– Он больше ничего не сказал?

– Катаока сказал, что похороны Слепиковского берет на свой счет и даже согласен оказать ему воинские почести!

Японские корабли обрушили на позиции Слепиковского огонь такой плотности, что от берегов озера отваливались пласты почвы, плюхаясь в воду. Все птицы разом поднялись в небо, тревожно галдя с высоты о том, что неизвестная сила нарушила извечный покой их гнездовий. Японские десантники охватывали отряд с трех сторон, и Слепиковский с трудом оторвал от земли тяжеленную, гудящую голову.

– Отходить, – скомандовал он, – убитых не брать! Нам некогда отрывать могилы…

Он углубился в тайгу, заняв позицию в непроходимых дебрях – между Хомутовкой и берегом Охотского моря. Кумэда снова появился перед адмиралом, докладывая, что дивизия Харагучи не может двигаться дальше, пока ей угрожают с флангов Быков и Слепиковский. Но теперь на западе Сахалина блуждает отряд капитана Таирова, выбирающийся к поселку Маука, откуда прямая дорога вдоль берега выводит к Александровску.

– Что вы от меня хотите? – спросил Катаока. В отряде Таирова насчитывалось всего лишь сто шестьдесят восемь человек, но у страха глаза велики, и Кумэда сказал:

– У Таирова больше полутысячи бандитов, мой генерал просит вас послать для обстрела «Ясима» и «Акицусима».

Катаоке льстила эта зависимость армии от флота.

– Прошу передать генералу Харагучи мое уважение к его опыту и отваге. Но скоро моим крейсерам понадобится ремонт машин от частых посылок для помощи армии, а между тем, – сказал Катаока, – моя эскадра должна бы уже стоять на якорях возле Александровска… Неожиданная задержка Сендайской дивизии срывает оперативные замыслы императорского флота!