Валентин Пикуль - Баязет

– Прошу, – сказал он, – не угодно ли стакан лафиту?

– Господи, как хорошо-то! – вздохнула Аглая, протягивая к огню свои маленькие ладони; над пламенем они засветились изнутри теплой розовой кровью, и Андрей отвернулся…

Офицеры, отпустив лошадей, сгрудились вокруг костра, и небеса, излучавшие до этого призрачный свет, вдруг замкнулись над ними глухим черным куполом.

– Вот и ночь, господа, – почти с торжественностью объявил Некрасов, снимая фуражку. – Вы посмотрите, какое звездное небо. Словно его густо посыпали солью. Этакий черный каравай и… с солью!. – Он рассмеялся чему-то.

В кустах ворковал об уюте походный самовар. Трехжонный поставил на огонь чугунок с кашей.

– Тихо, тихо! – похлопала в ладоши Аглая. – Кто-то кричит вдалеке.

Прислушались. Певуче рокотал в камнях ручей, сонно перешептывались камыши, – и вдруг ветер, рванувшись из соседнего ущелья, донес чей-то отчаянный вопль; Карабанов невольно передернул плечами, зябкая дрожь ночного страха остудила спину.

– Куда же делся Дениска? – сказал он. – Может, он и кричит нам?

– Не, – отозвался урядник, – то не Дениска… Эвон, за горою, тут недалече, деревня молоканская. Это, ваше благородие, сторожа кабанов диких стращают, чтобы они своими харями кукурузу не перекопали…

Вскоре к костру присоединился еще один казак – конопатый Егорыч, ходивший отыскивать Дениску. Оказалось, что Егорыч еще в полдень пошел вместе с ним в лесок, неподалеку отсюда, и на одной тропе они заметили какого-то зверя…

– А шут его ведает, што за зверь, – нехотя рассказывал Егорыч. – Сам-то по себе вроде бы как волк, а вроде и нет. Хвост этакий пушистенький. Сам на бегу-то уж скор больно. И полоса на хребтине. Дениска сдуру и погонись за ним. А ружьишки у нас здеся остались. Животная – от нас. Потом – юрк куда-то. Глядим – в нору. Дениска, дурак, за ним. «Тащи, говорит, Егорыч, винтовку, а я его, стерву, тута караулить до тебя стану!» Зверя-то, значит. Я и побег. А потом, хоть казните меня, хошь так оставьте, забыл я место это. Туды-сюды – не могу вспомнить…

– Ну и дурак! – хмуро заключил Ватнин, мешая в чугунке кашу. – Иди, конопатый, опять, шукай Дениску. Ежели в Игдыр без него возвернемся, так тебе до смерти без урядницких лычек хаживать. Давай вот, топай, на самовар-то не оглядывайся!

– Погоди, – сказал Карабанов и, перехватив тревогу во взгляде Аглаи, немного оттаял душой. – Погоди, погоди… Я тоже пойду с тобой…

Вернулись они через час, мокрые от ночной росы, вконец измученные, расстреляв в темноту ночи все патроны. Но той пещеры, в которой остался Дениска сторожить диковинного зверя, они так и не отыскали; на выстрелы казак тоже не откликался.

– Ты скажи хоть, какой это зверь был? – спросил у казака Штоквиц. – Может, он давно уж сожрал вашего Дениску?

– Может, и сожрал, ваше благородие, – покорно согласился Егорыч. – Зверь, он такой… Понятия слабого: ему што генерал, што казак, што барыня. Он все сожрет. А только и Дениска, ваши благородия, уж неумен больно: рази ж можно в жилье к зверю сигать?

– Молчал бы уж, хрыч старый, – отмахнулся Ватнин и, облизав ложку, треснул казака по лбу.

Аглая весело рассмеялась, но, встретившись глазами с Карабановым, смолкла и уже ни разу не посмотрела в его сторону. Снедаемый досадой и обидой на женщину, которая открыто сторонилась его, Андрей – назло себе – не пошел спать с офицерами в палатку, остался на всю ночь с казаками у костра и дождался возвращения Дениски.

– Ты? – удивился поручик, стряхивая дремоту, когда из самой темнотной гущи, что плотно обступала пламя костра, появился казак в разодранном чекмене.

– Видать, и не ждали, – отозвался Дениска, перешагивая через казаков. – Храпят, черти, – сердито заметил он. – Егорыч-то, чтоб ему собака дохлая снилась, даже едало расщеперил. Тоже мне, земляки! Водку-то пить – только давай, а как без табаку останешься – так нет их, паскудов!..

– Тише ты, не ругайся, – остановил его поручик. – Ходили за тобой. Искали. Я сам ходил…

Дениска с хитрецой потеребил пустой кисет. Карабанов часто зевал и крепко щелкал в конце каждого зевка молодыми зубами.

– Что с тобой? – спросил он, доставая папиросницу. – И воняет от тебя, братец, какой-то дрянью… Псина не псина, дерьмо не дерьмо. Фу, несет как! А ну-ка, отодвинься!

Казак, не прекословя, отодвинулся.

– Кабы мой дух, – нехотя объяснил он, – а то ведь нет: зверь энтот меня так обкурил в норе, что за неделю не выветрюсь. Сперва-то, ваше благородие, поскуливал все больше… Видать, по нужде выйти хотел. Потом как захохочет, проклятый. Кусается, стерва. Эвон, чекмень распорол… Приколол! Уж больно Егорыча-то ждать надоело. Тащил его, тащил да и бросил… Устал, ваше благородие. Дозвольте курнуть теперича…

– На, держи. Хорошо, что вернулся, – сказал Андрей. – А теперь спи вот. Только двигайся от меня… Еще дальше, еще, еще. Ну и зверь же тебе попался – дохнуть нечем!

Они скоро заснули. Одному из них снились тяжелые подсолнухи и цветастые сарафаны баб на пестром лугу, другой часто просыпался, отупело глядел во тьму и снова падал на бок…

Рассвет был робок и печален. Запахи трав наплывали откуда-то с горных вершин, вместе с плакучими туманами, словно из старой колдовской сказки, слышанной в детстве. Потом одинокая птица жалобно вскрикнула в камышах, и Штоквиц, вяло ругнувшись, опустил ружье.

– Так и знал, поручик. Наверное, барсов погнали не этой тропой, а прямо к Ватнину… Ведь казачье такое: свой своему, а нас за людей не считают!

– И черт с ними, с барсами. Мне все равно не понять этой страсти… Егорыч, – позвал Андрей казака, – лучше дай-ка мне хлебнуть из твоей фляжки!

И, выдернув пробку, Карабанов надолго присосался к горлышку; глядя перед собой в высокое небо, он глотал араку, а над ним качались ветви деревьев, летели тонкие облака, звезды уже погасли под лучами солнца.

– Слышите? – сказал Штоквиц, снова поднимая ружье.

Вдалеке грянул выстрел – эхо раскололось в горах, будто несколько молотков ударило по наковальне разом, сухо и звонко, и только сейчас Андрей понял, почему на Кавказе редко говорят о человеке, что его убили, а говорят – «застукали»…

«Наверное, Некрасов, – с завистью подумал Карабанов. – Умникам всегда везет!»

– Андрей Елисеевич, – неуверенно подсказал Штоквиц, – пока мы одни, хочу предупредить вас… Остерегайтесь Некрасова: этот умник на дурном счету, он любит мешаться в политику. Так же и майор Потресов: непременно будет у вас денег просить, так вы ему не давайте – не отдаст…

Карабанов не успел ответить: камыши раздвинулись, и барс, здоровенный красавец самец, потерявший свою подругу, выскочил на поляну. Едва разглядев его красное, плашмя прижатое к земле тело, поручик выстрелил ему под лопатку. Понял, что дал промах, когда зверь, пружинисто вскинувшись под выстрелом, ринулся в сторону…