Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы

– Ну и тем более непростительно. И я, уж если перекипит во мне, стараюсь сорвать злобу на ком-нибудь из домашних. Только не на тех, с кем служу.

– Хорошо, что у вас есть домашние, – обдуманно пошутил Пеклеванный, желая вслед за этим спросить о том, какие имеются вести от Ирины Павловны, и таким образом смягчить командира.

Но старший лейтенант неожиданно для Артема перевел эту шутку на прежнюю тему.

– Да, – сказал он, – вот у Мордвинова нету домашних. Он сирота, я взял его перед войной на траулер из детдома… А ты никогда не задумывался, лейтенант, что Мордвинов бывает груб только с тобой?

– Я не замечал этого, – вдруг смутился Пеклеванный. – Насколько я вижу, Мордвинов… как бы вам это сказать?.. Он…

Бегло прочитав записку Артема, Рябинин прервал его:

– Ну так вот что, помощник: это в приказ я не подпишу. В ваши отношения вторглась личная неприязнь одного к другому. И если Мордвинов позволяет себе грубо разговаривать только с тобой, то ты, помощник, уже готов отправить его на гауптвахту.

– Я не совсем хорошо понимаю вас.

– Не-е-ет, ты хорошо понимаешь меня! И брось, лейтенант, притворяться, что не понимаешь! Я старше тебя, плаваю больше, людей знаю лучше – меня провести трудно. И я вижу, что Мордвинов любит Китежеву, это из него никакими нарядами не вышибешь, а ты… Впрочем, ты, может быть, и не любишь ее…

Рябинин помолчал немного и закончил:

– Надо, помощник, уважать в человеке все человеческое. Жалеть людей необязательно, а вот уважать их – нужно и должно!

Разорвал записку, бросил лоскутья бумаги в корзину. Сказал уже другим тоном:

– Мне кажется, Артем Аркадьевич, завтра ясная погода будет – может, начнем с утра красить палубу?..

Дверь раскрылась, и в нее с размаху влетел Сережка: шинель расстегнута, шапка на затылке, тельняшка не прикрыта матросским галстуком.

– А я думал – тебя нет! – крикнул он.

– Кру-гом! – скомандовал ему отец. – И появишься здесь, когда приведешь себя в порядок. Притом, кроме меня, здесь находится еще один офицер…

Через минуту Сережка постучал в дверь, уже одетый по форме, приветствовал Пеклеванного:

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

– Вот сразу бы так, – сказал ему отец, и, когда помощник ушел, Сережка положил на стол газету:

– Читай!..

Рябинин вначале не понял, что читать, и пробежал глазами сводку: шли ожесточенные бои на подступах к Кривому Рогу, в районе Корсунь-Шевченковский попали в «котел» и теперь «варились» в нем десять отборных немецких дивизий.

– Да не здесь! – сказал сын. – Ты вот это прочти…

И старший лейтенант прочел:

«Торпедными катерами Северного флота потоплены два транспорта, миноносец, сторожевой корабль и самоходная баржа противника…»

– Ну и прочел, так что?

– Как что? Ведь это я… это мы!.. Наш катер потопил один из пяти кораблей…

– Молодец! – коротко похвалил его Рябинин и, как-то неловко притянув к себе, поцеловал. Но, отпустив сына, снова сделался по-обычному суховатым и сдержанным. – Ну, как живешь? – только и спросил всего.

– Хорошо! – отозвался сын. – Изучаю морское дело, управление катером, стреляю из пулемета. Пока, правда, по мишеням. Вот жаль, Никольский лежит в госпитале, а то бы сейчас я уже умел водить катер как настоящий боцман. Подал заявление в комсомол.

– Нескромно.

– Что? – переспросил Сережка.

– Нескромно, говорю, – повторил Рябинин. – Побывал в одном бою, вынес штаны сухими и уже, наверное, считаешь себя героем.

– А мне уже предложили…

– Кто?

– Комсорг катера.

– Значит, ты сделал что-то такое, что дает тебе право быть комсомольцем.

– Да ничего я не сделал! Стоял, как дурак, и держал пулеметную ленту.

– А-а, вот видишь, держал ленту! Значит, все-таки что-то делал?

– Так это и любой может, у кого есть руки.

– Ну, это, положим, ты ерунду говоришь. Я знал матроса, который в открытом море боялся бачок с кашей по палубе пронести, не то что пулеметную ленту держать. А ты, очевидно, не дураком стоял… Только разве расскажешь! Вот принес газету, под нос сунул: «Читай, батька!» Весь в меня пошел, каждое слово щипцами тянуть нужно…

Обиженно махнув рукой, Прохор Николаевич достал банку с табаком, стал набивать свою трубку.

– Надо бы дома в аквариуме воду менять почаще, – сказал он совсем о другом. – Мать вернется из экспедиции, а рыбы вверх животами плавают. Вот влетит нам тогда!..

В дверь неожиданно постучали. Вошел Вахтанг Беридзе. От его шинели пахнуло морской сыростью.

– А я вот забежал на огонек в иллюминаторе, – весело сказал он, размашисто ставя на стол бутылку. – Уыпьем уодки, как говорят наши доблестные союзники. Вах!..

– Ну что ж, давай будэм водка пыть, – передразнил его Рябинин. – Только по какому же это поводу?

– А без повода вы и пить не будете?

– Нет, не желаем. Грешно.

– Ну, так радуйтесь, черти, сегодня есть повод. Шхуна экспедиции благополучно пришла в район изысканий!

– А ты откуда знаешь?

– Был на радиоузле. – Вахтанг порылся в карманах, достал листок бумаги. – Читай, Сережка, что мать пишет!..

В первой части радиограммы Ирина Павловна сообщала, какие высокоарктические организмы выловлены, о том, что встречается много беспозвоночных и что некоторые виды рыбных особей обнаружены впервые.

Заканчивалась радиограмма так:

«Готовимся приступить к кольцеванию. Встречаются плавающие льды. Ветер до семи баллов. Состояние экипажа хорошее. Больных нет. Начальник экспедиции – Рябинина, шкипер судна – Сорокоумов…»

– Ну, ладно, выпьем за экспедицию, – сказал Вахтанг.

– Выпьем, – согласился Рябинин.

– А мне можно? – спросил Сережка.

– Вы ко мне? Пожалуйста…

Рябинин посмотрел на военного прокурора. Вид очень интеллигентный. Виски у него седые, на носу пенсне. «Хорошо, что не молокосос, – решил Прохор Николаевич, – пожилой человек, скорее поймет…»

Играя тонко очиненным карандашиком, прокурор торопливо выслушал Рябинина и ответил так:

– Видите ли, товарищ старший лейтенант, ваше адвокатство здесь попросту неуместно. Состав преступления для нас уже определился. Что бы там ни молол обвиняемый, но факты говорят против него, и он уже не сможет доказать свое алиби, как бы ни старался я это сделать…

– Извините, – вмешался Рябинин, – я насчет алиби ничего не скажу, потому как и слов таких не знаю. А вот парня этого знаю хорошо. Да и кому же знать его? Выходит, что вы лучше моего знаете, если говорите о нем так уверенно? Или же я, его командир, выходит, все эти годы ошибался в нем? Как змею на груди своей согревал?

– Ох, – вздохнул прокурор и отбросил от себя карандаш. – Вы думаете, что этот…

– Найденов, – хмуро подсказал Рябинин.

– Так вот, этот ваш Найденов скажет нам правду? Ну, допустим, что опоздал на корабль. А зачем же погоны спорол? Почему хотел бежать из-под ареста?