Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана

Директор акционерного общества столичного транспорта господин Букнхеймс в глубоком раздумье остановился возле окна рабочей конторы. Во дворе трамвайного парка, образуя запутанные лабиринты, сходились стальные кольца рельсовых путей. По крышам вагонов, стоявших на ремонте, косо хлестал осенний дождь; зато под навесами цехов серели броней немецкие танкетки – трамвайные мастерские Осло выполняли срочный заказ гитлеровского рейхскомиссара.

– Но вы понимаете, что это невозможно, – сказал Букнхеймс, поворачиваясь к своему посетителю. – Я вполне солидарен с благородным движением Сопротивления, однако… Вы сами видите, как охраняется парк!

Сверре Дельвик, одетый в узкий мундир немецкого интенданта, сидел в глубоком кресле, его левая рука в черной перчатке уютно покоилась на подлокотнике.

– Об этом вы не тревожьтесь, – ответил он учтивым тоном. – От вас, херра Букнхеймс, требуется лишь одно: поставьте этот вагон в цех, где сосредоточена немецкая техника. Остальное пусть вас не касается…

Директор утонул с головой в кресле напротив, так что виднелась теперь только его румяная лысина, покрытая легким золотистым пухом; потом он выпрямился, придвинул коробку с немецкими сигарами.

– Если бы я был полновластным хозяином… Но вы сами видите, надо мною стоит директорат. Немецким инженерам важнее ремонтировать танкетки, чтобы бросить их в Лапландию против русских, и потому они оставили нам право чинить трамваи под открытым небом.

Дельвик рукой в черной перчатке похлопал по краю стола – звук получался неживой, деревянный.

– А если, – сказал он, – мы разобьем вам этот вагон так, что его надо ставить на капитальный ремонт?.. Тогда вы поместите его в цех?

Букнхеймс долго молчал, внимательно следя за тонкой струей дыма, лениво уплывавшего к потолку, потом вдруг весело рассмеялся:

– Хорошо, разбивайте эти вагоны, разносите весь парк к черту, все равно наше общество прогорит через месяц!

О том, как взрывом был уничтожен цех с немецкими танкетками, Дельвик узнал уже в Рьюкане: сообщил об этом мальчишка-газетчик на автобусной станции. Немцы, конечно, так и не догадались, почему трамвайное депо взлетело на воздух вместе с танкетками. А дело объяснялось очень просто: поврежденный вагон начинили как следует взрывчаткой с часовым механизмом. Часы оттикали положенный срок, и… пусть-ка господа нацисты поищут новые мастерские!

«Ну что ж, все очень хорошо», – обрадованно думал Дельвик, отправляясь по адресу явочной квартиры. Часы показывали уже полдень, а на улицах Рьюкана было темно и мрачно, высокие горы пять месяцев в году скрывали солнце, и только сейчас Дельвик понял, как верно название Рьюкана – «Город без солнца».

Дом, в котором была явка, находился на самом берегу Моне-эльв – реки стремительной и бурной, шум ее постоянно пробивался в комнаты. Высокий пожилой рабочий, в одежде, пропахшей селитрой, провел гостя на зимнюю веранду, сказал:

– Вчера почти одновременно с вашим взрывом в Осло были организованы взрывы в Ньюделене на заводах, производящих для Германии абразивы. Эти взрывы плюс массовый саботаж, который мы проводим сейчас на заводах химического концерна Норск-Гидро, конечно, надо думать, отразятся и на военной промышленности Германии…

Рабочий долго смотрел на беснующуюся под окном реку, осторожно сказал:

– Херра Дельвик, не думайте, что я тревожусь за себя или за своих детей, но… оставаться в моем доме вам уже небезопасно. Комитету стало известно, что гестапо напало на ваш след, и он велел мне предупредить вас об этом. Мне кажется, что вам лучше всего отправиться обратно в Финмаркен. Здесь вы уже помогли нам, а на севере назревает наступление русских…

В тесном купе идущего на север экспресса Тронхейм – Нарвик по-ночному неяркий свет и колебание теней.

Пожилая женщина в нарядном лыжном костюме, с коротко остриженными седыми волосами, которые прихвачены на затылке пружиной, курит папиросы, молчаливо просматривает газету. Дельвик сидит напротив нее, читает на повернутой к себе странице свое имя. «Участие одного из вожаков компартии Сверре Дельвика в покушении на имперского комиссара Ровен и в организации террористических актов доказано! – гласил жирный заголовок. – Преступник будет разыскан». И здесь же приводились его антропометрические данные: цвет волос, описание лица, указывалось, что левой руки нет.

«Та-а-ак», – подумал Дельвик и, засунув в карман пиджака руку, затянутую перчаткой, поднялся с дивана, небрежным голосом сытого человека спросил:

– Простите, фру… Вы не будете так любезны сообщить, сколько талончиков вырезают в вагоне-ресторане на карточках за стакан кофе?

Спутница, по одному виду которой было видно, что уж кто-кто, а она-то всегда сыта, ответила так же небрежно:

– Я не знаю, но, кажется, что один – за кофе и, если не ошибаюсь, два – за ложку сахара.

– Благодарю вас, фру, извините…

Вспомнив, что в чемодане лежит завернутый в носки пистолет, Дельвик на мгновение задумывается: брать или нет? Решает не вызывать подозрений у своей спутницы и, откатив клинкет двери, выходит из купе.

В конце коридора молодой бравый эсэсовец в голубом мундире с эмблемой смерти на рукаве курит сигару, весело болтает с какой-то девушкой. Дельвик закуривает тоже и замечает, что взгляд гитлеровца искоса устремлен на него. Гитлеровец шутит с девушкой, смеется вместе с нею, но его взгляд – настороженный и мрачный – Дельвик ощущает на себе постоянно.

«Кажется, ловушка», – решает он и неторопливой походкой идет к тамбуру. Где-то далеко впереди состава раздается тоскливый рев паровозной сирены.

И – вдруг:

– Херра Дельвик? – торопливые шаги за спиной: это, конечно, тот самый эсэсовец.

«Не думаешь ли ты, что я обернусь? – думает норвежец. – Я не коммунист Дельвик, а шведский инженер-электрик, едущий заковывать реки в трубы…»

– Херра Дельвик, стойте, я вам сказал! – на этот раз окрик грубее и громче, а пистолет завернут в носки, хорошие шерстяные носки, их связала ему Улава.

Дельвик одним прыжком достигает тамбура. Острый зрачок парабеллума целит ему прямо в лоб.

– Ага, попался? – кричит мальчишка-хирдовец и через плечо Дельвика смотрит на подходящего эсэсовца: мол, как, доволен ли он его смелостью и находчивостью?

И эта дрянь, делающая в штаны от страха, преграждает ему путь к свободе!

Короткий рывок всем телом – голова хирдовца стукается о косяк двери. Пистолет переходит из рук в руки. Будя пассажиров громом, прямо вдоль коридора – по растерянному эсэсовцу:

«Нах!.. нах!.. нах!..»

Три выстрела – хватит.

И, распахнув дверь, он уже летит вниз под насыпь, цепко держа отвоеванный парабеллум.