Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана

Перед ужином он обошел все посты, расставленные на подходах к замку, отобрал у часовых табак и спички, велел смотреть в оба. Вернувшись, спустился в погреб, где уже жарко пылал очаг. На массивном вертеле, величиной с добрую оглоблю, жарился горный козел, и капли жира с шипением падали на огонь. Саша Кротких, в тельняшке, босой, чуб на лбу, вращал вертел, говорил товарищу Улаве:

– А вот ты попробуй-ка его поверни, а то смеешься только!

– Что он говорит, что он говорит? – спрашивала Астри, не знавшая русского языка.

– Он говорит, – переводили ей, – что ты очень хорошо смеешься.

– А ты поверни, поверни, – настаивал Саша и облизывал жирные пальцы, подмигивая черным глазом.

Хатанзей сидел у огня, чистил и смазывал свою меткую винтовку, сопел широким носом, – он любил оружие. Никонов присел около него, спросил Осквика:

– Ну как, готово?

Он очень волновался в этот вечер, норвежский артист, ставший для партизан всего отряда незаменимым человеком. Дрожащими пальцами Осквик вращал освещенные фосфором лимбы настройки приемника.

– Москву ловишь, да? – спросил Саша.

– Не мешай, – сказал Никонов. – Москву отсюда не поймать, а вот поближе что-нибудь можно… И потом – не ходи босой, обуйся!

– Я еще ноги мыть к реке пойду…

Осквик переключил диапазон настройки, и, выбившись из эфирной трескотни, в погребе старинного замка вдруг прозвучал усталый женский голос:

– Нарвик… говорит Нарвик!..

Все невольно придвинулись ближе: что скажет этот недалекий отсюда норвежский город, к вольным устам которого гитлеровцы приспособили свою глотку. И дикторша стала говорить об ожидаемом прибытии в северные провинции Финмаркена, Тромс и Нурланн, министра полиции «национального» правительства Норвегии Ионаса-Ли, который надеется посетить полярные города Варде, Гаммерфест, Каутокайно и Киркенес; население этих городов заранее предупреждалось о том, что германское командование собирается провести трудовую мобилизацию среди норвежцев без различия пола и возраста для проведения оборонительных работ в связи со все растущей «красной опасностью».

Некоторое время все сидели молча, словно ожидая чего-то еще, но Нарвик, помедлив, стал передавать музыку.

Товарищ Улава первая прервала тягостное молчание:

– Вы знаете, как в народе зовут этого министра?

– Нет, – ответил Саша Кротких.

– Не Ионас-Ли, а… Иудас-Ли!

Осквик, обычно сдержанный, неожиданно вспылил:

– Я помню, как он мешал нам ехать сражаться за Мадрид… Этот Иудас-Ли настоящий подлец, и я готов месяц сидеть на дороге, по которой он проедет, чтобы…

– Давайте ужинать, – неожиданно сказал Никонов, и Осквик, словно устыдившись своей горячности, понуро отошел к рации.

– Ничего я не понял, что тут говорилось, – улыбнулся Саша Кротких, снимая с огня мясо. – Ну чего?.. Чего ты смеешься, синеглазая? – спросил он Арчер и добавил серьезно: – Ишь ты… фрекен!

– Господин лейтенант, нам далеко еще идти?

Лейтенант Вальдер, подняв жесткий, отороченный бархатом воротник шинели, молча прошел мимо.

Греческие мулы, звякая уздечками, жевали в темноте жухлую траву, стучали копытцами по камням; на их спинах раскачивались короткие тупые минометы. Один из мулов вдруг тоскливо закричал, подняв голову к бездонному небу, и Пауль Нишец видел, как тиролец с длинным пером в пилотке ловко накинул ему на морду какую-то сетку. Потом посыпались удары, животное переносило их безропотно, только миномет на его спине закачался сильнее.

– Стой! – шепотом передали по цепи.

Остановились. Где-то журчала в камнях река, кустарники шумели тоскливо, плакала во тьме какая-то птица, вздыхали мулы.

– Рассыпайся, – тихо скомандовал Вальдер, – цепью, цепью…

Подняв над головой руку, Нишец повел свое отделение вдоль какого-то обрыва. Его нагнал и тронул за хлястик шинели Франц Яунзен:

– Послушай, Пауль, ты еще ничего не знаешь?

– А что?

– Не разговаривать! – прикрикнул Вальдер.

Яунзен помолчал – и снова, шепотом:

– Вчера финский посланник в Стокгольме уже посетил советское посольство…

– Ну так что?

– …И просил принять в Москве мирную делегацию…

– Я сказал: прекратить разговоры! – прошипел Вальдер.

Шли молча. Птица все плакала, плакала. Странная птица, таких в Германии не бывает.

– Откуда это? – спросил ефрейтор.

– Шведский доброволец рассказывал. И газету…

– Стой!

– Что за черт, опять – стой…

– Ложись!.. Ефрейтор, ко мне!

Пауль Нишец ловко подполз к лейтенанту, который лежал впереди на пригорке.

– Слушаю, господин лейтенант.

– Видишь?

– Нет, господин лейтенант!

– Болван! Смотри лучше.

Вдалеке, в изложии гор, виднелось странное здание, отличимое от скал лишь своими более геометрическими формами. Вальдер и Нишец лежали, долго всматриваясь в каждый камень. В конце концов им повезло. За кустом промелькнул человек.

– Снять, – приказал Вальдер.

Два тирольца уползли бесшумными ящерицами. Человек за кустом замер.

Лейтенант Вальдер вцепился зубами в рукав шинели.

– У-у-у, – заскулил он, – заметили, кажется…

От него пахло французскими духами и кожей новенькой портупеи, одной рукой он доставал пистолет и жалобно выл:

– У-у-у… заметили…

Трах! – грянул выстрел, и вскочивший на ноги тиролец шлепнулся на землю. Трах! – снова, и на этот раз часовой ткнулся в кусты…

– Ахтунг!.. Смелей!.. Цепью!.. Что вы сбиваетесь в кучу?.. Вперед… Не ленись!..

Метров пятьдесят бежали в сумраке, спотыкаясь и падая, подбадривая себя криками:

– Давай, давай!..

– Лейтенант – впереди!..

– Он молодец!..

– И не такое бывало!..

– Отхлебну шнапсу!..

– Оставь глоток!..

– Вперед, парни!..

И вдруг жарко полыхнули в лицо пулеметы, упрятанные за стенами каменного здания. Перекатываясь через головы, солдаты шлепались мешками; крича, ругаясь и просто молча покатились в кусты первые раненые.

– Вперед, вперед!.. Кто там отстал?.. Позор, позор!..

Но уже залегли, прижатые огнем, и покатились обратно, волоча за ноги и за руки хрипящих раненых. Избиваемые шомполами, бежали мулы; тирольцы снимали минометы, наспех втыкали в каменистую землю их треноги, и первые мины, взвизгивая, полетели в сторону здания.

Бой разгорался. Пулеметы прорезали сумерки огненными росчерками. Егеря наспех глотали шнапс – готовились снова идти вперед. Где-то на уступах скал, черневших вдали, заполыхали ракеты, и солдаты сразу оживились:

– Наконец-то подходят!

Это подходил второй отряд егерей, посланный в обход, чтобы ударить по партизанам с фланга. И в этот же момент закричало несколько голосов:

– Они отступают… Поднимаются в горы!..

Теперь уже все видели, как темные фигуры людей выбегают из замка, скрываясь в тени высоких гор; только пулемет, упрятанный в стене здания, неистовствовал по-прежнему.