Валентин Пикуль - Слово и дело. Книга 2. Мои любезные конфиденты

– Прощай, Потапушка, – отвечал Каин. – Я вить добро твое упомнил навеки. Рази обижу когда человека хорошего?

Пошлялся Ванька к недотроге своей, вдове солдатской.

– Не мучь меня, – просил. – Уж ты ступай за меня.

– Была женою солдата честного, а быть воровскою женой не желаю. Ты уйди от меня, ворог, не искушай… Деньги ворованы – не деньги! От них прибытка и счастья не бывает.

– Дура! – отвечал ей влюбленный Каин. – Да ты смаку-то жизни и не ведаешь. Один день воровской десяти лет в нужде стоит. Будь моей, и тогда завертится жизнь наша в музыке.

– На што? Чтобы и мне ноздри потом вырвали?

Ванька уже привык к доступности женской, а тут все штурмы его отбивала вдова Арина Ивановна… Встретил он как-то Петра Камчатку, шел старый вор, спину сгорбив, сильно жизнью озабоченный.

– Я от полковника Редькина бежал, – сообщил. – Ныне дело воровское закончил. Иду вот. На парусную фабрику, где паруса флоту шью. Женился и живу ладно. Иглы швейные и крестики божии по деревням торгую, с того и сыт… Ты меня оставь!

Ванька Каин скоро попался на облаве, которую устроил в Москве на воров Иван Топильский, для этого случая из столицы прикативший. Хватали всех подозрительных, пытки начинали с десяти часов пополуночи и оканчивали их лишь в половине третьего часа пополудни. Крепкое, видать, было здоровье у воров. Но и крепкие были нервы у допытчиков! Ванька Каин, страхов натерпясь, решил судьбу свою из застенка выкручивать. Для этого умным не надо быть – только крикни «слово и дело». Он его крикнул, а потом уже стал думать, что сказать сыщикам по «слову и делу».

Явили его пред светлые очи самого Топильского.

– Слово за тобой было, – сказал он ему, – теперь дела ждем… Ежели дела не явишь, мы за пустые слова тебя расшибем!

– Хочу непорядочные поступки свои искупить правдою, как перед сущим, – отвечал Каин. – Мало того, в покаяние свое желаю реестр на московских воров составить. И впредь буду на них показывать, за что прошу сыщиков ваших меня более никогда не трогать.

– Гладко говоришь, – улыбнулся Топильский.

– А пишу еще глаже, – похвастался Каин.

– Да ну?

– Вот те крест! На том и стою, что грамотен…

Топильскому, плуту великому, Каин понравился. Почуял он в нем душу себе родственную. Велел цепи расковать, сказал кратенько:

– Вали на всех!

Тот и поехал:

– Есть на Москве вор Болховитинов, сам из дворян, академию воровскую содержал, учил, как воровать, а ныне жительство имеет в «печуре», как у нас зовется яма, под мостом вырытая. Есть и купеческий сын Елисей Буланов… Криворот Немытый, государыню нашу хулил злодейски, а людей ножиком губливал…

– Мало ты знаешь, – покривился Топильский.

Каин и не хотел всех выдавать. Ежели крупных воров продать, то воровской промысел на Москве утихнет. В памяти выискивал знакомцев – кого бы не жаль? Вспомнил жулик молодость горемычную и людей, которые добро ему сделали:

– Вот и Петр Камчатка, вор дивнущий, ныне на парусной фабрике затаился, его на Балчуге сыскать мочно, где он иглы швейные и кресты нательные в лавках скупает… Вот еще человек в подозрении, Потап из села Сурядово, ныне Полоновым зовется, его в Зарядье пымать следует, где он пирогами торгует.

– Мало, – зевнул Топильский, равнодушничая.

– Так я вить к службе вашей тока примериваюсь. Погоди, господин хороший, я и до Макарьева розыск ваш протяну…

Ваньку выпустили с солдатами. Ходил он по городу и указывал, кого из воров брать. Взяли из-под моста «академика» Болховитинова, с ним и тетрадь была толстая, куда он вписывал, как бухгалтер, когда и сколько с воровства выручил. Взяли и Петра Камчатку, от молодой жены и от фабрики навеки оторвав. Был схвачен на улице с пирогами вместе и Потап Полонов… Ванька Каин окреп, щеками залоснился, страхи прошли.

– В награду мне, – заявил он сыщикам, – арестуйте бабу Арину Ивановну, что ныне вдовствует, велите пытать ее, яко злодейку, но вконец не замучьте, потому как я жениться на ней желаю.

Взяли вдову в пытошную с наказом от Топильского: «До дальнего дела ея не доводить». Выдрали красавицу бабу кнутами и за ворота Сыскной вытолкали. На карачках, тихо воя, ползла солдатка вдоль забора, руки в снег упирая, похожа на собаку больную. Ванька Каин уже поджидал невесту на улице – с телегой.

– Ну как, Аринушка? – спросил ласково. – Поняла, сколь велика моя любовь к тебе? А не пожелаешь опять любиться со мною, так я мигну толечко – и тебя в Сыскной кипятком ошпарят…

Завалил стонущую бабу на телегу, отвез Арину к знакомой просвирне, чтобы та спину ей подлечила. А потом венчался с испуганной вдовой в церкви Варвары-великомученицы. И была свадьба веселая, четыре дня подряд гуляли воры и сыщики московские, Ваньку похваливая. Салтыков велел полиции той свадьбе не мешать. Ванька Каин, вином упившись, ястребом кружил по горницам в пляске дикой, реяла над столами его кумачовая рубаха, пузырями вздувались рукава широкие. Кровью горела она на пиру братоубийственном…

– Горько! – кричали воры, уже запроданные Ванькой чинам полиции.

– Горько! – надрывались сыщики, которых Ванька предавал тем же ворам, и воры ножами их резали…

Весь в поту мелкобисерном, жених опрокидывал невесту свою, впивался в нее долгим и хищным, каинским поцелуем.

– Сладко мне! – орал Ванька Каин, и рукавом рубахи вразмах обтирал себе губы, лез к бабе снова. – На што деньги нам, – кочевряжился он, – коли мы сами чистое золото.

Наутро велел Каин купцов соседних к нему тащить. Собрали их человек сорок. Ванька каждому купцу дал по одной горошине.

– А за подарок мой, – объявил он купцам, важничая перед ними, – должны вы теперь одаривать меня деньгами богато.

Купцы такого грабителя еще не видывали:

– За што нам тебя дарить? За горошину-то?

– Я ныне веселый. Веселому человеку много денег надо…

За каждую горошину он с купцов по сто рублей затребовал. Купцы побежали в Сыскную жалиться, но там дали им от ворот поворот:

– Иван сын Осипов, Каин прозванием, человек нам известный, и зря охулки не наложит… Проваливайте, покуда сами целы!

Вот это жизнь! А те, кто жить не умеет, те пущай ползут в Сибирь по канату, пущай они, цепями бренча, дышат ноздрями рваными.

Целая историческая эпоха заключена в этом парне. Ванька Каин весь, кровь от крови, вышел из царствования Анны Иоанновны, и порою кажется, что сама царица породила его в зачатье греховном. Еще не скоро отправится Каин на каторгу… Там и пропадет бесследно – в каменоломнях Рогервика, где от начинаний Петра I гавань для флота российского строилась до тех самых пор, пока не надоело строить, и тогда бросили ее строить… Ну ее к бесу!