Сигрид Унсет - Крест

Однако нищие вели себя довольно мирно. Один только раз попытался было безухий схватить Ингрид, когда та прислуживала им за столом, но тут сразу же вскочил и зарычал ощетинившийся Бьёрн. А вообще-то, они казались усталыми и подавленными.

Да, натерпелись они всего, а милостыни собрали мало, – отвечали нищие на расспросы хозяйки; может, в Нидаросе им больше повезет. Женщина обрадовалась, получив от Кристин козлиный рожок с целебным снадобьем из чистейшего бараньего жира и мочи младенца. Но когда Кристин предложила ей отмочить теплой водой тряпку на ее голове и заменить эту тряпку чистой полотняной повязкой, она отказалась. Впрочем, повязку она потом все-таки взяла.

Однако предосторожности ради Кристин велела Ингрид, молодой служанке, лечь в постель поближе к стене, а сама легла с краю. Ночью несколько раз принимался рычать Бьёрн, но, в общем, все было тихо. Вскоре после полуночи собака подбежала к двери и отрывисто залаяла. Кристин услыхала, как кто-то въехал во двор, и поняла: Гэуте вернулся домой. Она догадалась, что Юфрид послала за ним.

Наутро Кристин не поскупилась наполнить котомки нищих всякой снедью, и едва только они вышли за ворота усадьбы, как она увидела, что Юфрид и Гэуте направляются в старый дом.

Кристин села, взяв в руки веретено. Она приветливо поздоровалась со своими детьми, когда те вошли в горницу, и спросила Гэуте про сено. Юфрид повела носом – гости оставили после себя резкую вонь в горнице. Но свекровь сделала вид, будто она не замечает этого. Гэуте поеживался; ему, как видно, нелегко было начать разговор, ради которого его заставили прийти. Тогда заговорила Юфрид:

– Есть одно дело, матушка, которое нам, по-моему, лучше всего следует обсудить сейчас. Я понимаю, что вы считаете меня более скаредной, нежели это, по-вашему, прилично для хозяйки Йорюндгорда. Я знаю, вы так думаете и считаете, что этим я роняю достоинство Гэуте. Я не собираюсь говорить сейчас о том, что вчера вечером побоялась их впустить, так как в усадьбе была одна с малым ребенком и несколькими призреваемыми бедняками. Ведь я видела, что вы и сами это поняли, стоило только вам взглянуть на своих гостей. Но я и раньше замечала, что вы считаете меня скаредной подлянкой, немилостивой к беднякам.

Я не такова, матушка. Но и Йорюндгорд больше не родовое поместье богатого военачальника и дружинника короля, каким оно было во времена ваших родителей. Вы были дочерью богатого человека, знались с богатыми и могущественными родичами, замуж вышли тоже за богатого, а супруг ваш возвел вас к еще большему блеску и могуществу, нежели те, что были привычны вам с детства. Никто и не ожидает, чтобы вы в ваши годы до конца понимали, насколько иное положение у Гзуте, который утратил отцовское наследство и теперь вынужден делить половину богатства вашего отца с несколькими братьями. Но я-то не должна забывать, что не принесла моему другу ничего, кроме ребенка, которого носила под сердцем, и огромного долга в уплату пени, так как согласилась убежать с Гэуте тайком из дома моих родичей. Со временем все может измениться к лучшему, но ведь моя обязанность – молить бога даровать долгие дни моему отцу. Гэуте и я, мы оба молоды, мы не знаем, сколько еще суждено нам иметь детей… Поверьте мне, свекровь, коли я так поступаю, у меня нет иной мысли, кроме блага моего мужа и наших детей…

– Я верю этому, Юфрид. – Кристин серьезно посмотрела прямо в пылающее лицо невестки. – И я никогда не вмешивалась в твое хозяйство и никогда не отрицала, что ты дельная женщина и добрая, верная жена моему сыну. Ну уж дозволь мне распоряжаться моим добром так, как я привыкла. Ты ведь сама говоришь, что я старая женщина и не гожусь больше для того, чтобы учиться чему-нибудь новому.

Молодые поняли, что матери больше нечего им сказать, и сразу распрощались.

Как всегда, Кристин пришлось поначалу признать правоту Юфрид. Но когда она хорошенько поразмыслила обо всем, то ей показалось все же, что Юфрид не права. Незачем было и сравнивать подаяния Гэуте с подаяниями ее отца. Дары на помин души бедняков и пришлых людей, умиравших у них в приходе, помощь выходившим замуж девушкам-сиротам, поминальные праздники в честь самых любимых святых Лавранса, деньги на пропитание больным и грешникам, желающим отправиться на поклонение святому Улаву… Если бы даже Гэуте был во много раз богаче, то все равно никто бы не ждал от него, чтобы он пустился на подобные издержки. Гэуте думал о создателе не больше, чем это вызывалось необходимостью. Он был щедр и добросердечен, но Кристин понимала, что ее отец глубоко почитал бедняков, которым благодетельствовал, ибо ведь и Иисус избрал для себя удел бедняка, когда облекся во плоть. И отец ее любил тяжкий труд и считал всякое ремесло почетным из-за того, что матерь божья Мария пожелала стать пряхой, чтобы трудом рук своих прокормить себя и своих близких, хотя она была дочерью богатых людей и вела свой род от королей и первосвященников земли иудейской.

Спустя два дня, рано утром, когда Юфрид еще расхаживала полуодетой, а Гэуте лежал в постели, к ним в горницу вошла Кристин. На ней были платье и плащ из серой домотканой материи, черная широкополая войлочная шляпа поверх головной повязки и грубые башмаки на ногах. Кровь бросилась в лицо Гэуте, когда он увидел мать в таком наряде. Кристин сказала, что хочет отправиться в Нидарос на праздник святого Улава, и попросила сына присмотреть за ее хозяйством, пока она отсутствует.

Гэуте горячо отговаривал мать от ее намерения: пусть она по крайней мере возьмет в усадьбе лошадей и провожатого либо захватит с собой свою служанку. Но речи его, как и следовало ожидать от человека, который лежал перед матерью нагим в постели, звучали не очень убедительно. Кристин, видно, стало так жаль своего растерявшегося сына, что она тотчас же выдумала отговорку и сказала: ей-де привиделся сон.

– Мне хочется также повидать твоих братьев. – Но, говоря это, она отвернулась от Гэуте. Даже в глубине своего собственного сердца Кристин едва осмеливалась признаться, как стремилась она к свиданию с двумя старшими сыновьями и как страшилась его…

Потом Гэуте решил немного проводить мать. Пока он одевался и наспех закусывал, Кристин играла и забавлялась с маленьким Эрлендом. Он только что проснулся, был весел, как всегда по утрам, и щебетал, словно птичка. На прощание Кристин поцеловала Юфрид. Раньше она никогда не делала этого. Во дворе собралась вся челядь: Ингрид рассказала, что госпожа их Кристин собралась в Нидарос на богомолье.

Кристин взяла в руки тяжелый, окованный железом посох с наконечником, и так как она отказалась ехать верхом, то Гэуте взвалил ее дорожную котомку на спину лошади, а лошадь погнал впереди себя.