Владимир Григорьев - Григорий Шелихов

— А-а, — понимающе отозвался Шелихов, — прилипли, говоришь? Ну, так на, возьми, опрокинь и выпусти слова! — Григорий Иванович вытащил из-за пазухи штоф, налил объемистую раковину-чашку и протянул ее алеуту.

После повторного прополаскивания горла водкой Ва-шели без труда стал находить русские слова. Он рассказывал о сильном племени индейцев-тлинкитов. Тлинкиты появились на берегах океана в давние времена, придя откуда-то из глубины материка. Они осели на выбежавшей в море земле Кенайского полуострова, а коняг согнали в море, на остров Кыхтак.

— Отец моего отца рассказывал нам о кровавых войнах с кенайцами, но вот уже сколько лет назад море легло между нами и смыло кровь и вражду… В Кенайской земле много черного камня, камень этот горит в огне и становится желтым, как солнце в зимний день. Только солнце, ты знаешь, зимой не греет, а черный камень дает тепло…

— Уголь, земляной уголь?! Ты не врешь, Василий?! — воскликнул Григорий Иванович, не выдержав роли бесстрастного собеседника.

Шелихова давно пленяла мысль о приспособлении угля — земляного топлива — к рудоплавлению. Он еще на Камчатке слышал от спутников морехода Кука, будто добротные железные и чугунные части в оснастке кораблей выплавлены именно на земляном угле, они так называли эту штуку — coal. [4] Уголь (англ). Шелихов не знал, верить или не верить «мошенникам» англичанам, пока не доведался, что до этого дошли и в России — на Урале и в Колывани, на Алтае.

— А золото, золотишко у них есть? — нетерпеливо спросил Шелихов, весь подавшись к Ва-шели.

— Золото? Какое оно, зо-ло-то? — осторожно переспросил алеут. — Его пьют, едят?.. Оно греет?

— Э-эх… моржовая голова! Не понимаешь? — досадливо поморщился Григорий Иванович. — Золото… желтое, сверкающее, как солнце зимой…

— Не греет?! — пренебрежительно протянул алеут, но тут же, чтоб не умалить своих знаний о богатстве Кенайской земли, добавил: — Есть… есть и такое — желтое и холодное…

Василий вспомнил блестящие колючие куски самородной меди. Их кенайцы давали кыхтаканцам в обмен на китовый жир, а кыхтаканцы, не владея, как и кенайцы, искусством обработки металлов, дарили эти медные кусочки женщинам на украшение.

Захваченный мыслью о скрытом в недрах Кенайской земли богатстве на уже близком — рукой подать — материке Америке, Григорий Шелихов загорелся желанием как можно скорее сделать разведку и поведал об этом своему надежному советчику, старому партовщику Самойлову. Самойлов выслушал Шелихова и многозначительно оказал:

— Не присоветую, Григорий Иваныч, золота искать, а паче того копать. Золотом, если найдешь его, человека в людях убьешь. Золото лихорадит человека, и рука за нож хватается. Золото ты найдешь — тебя, первого добытчика, и убьют…

Увидев недоумение и задорно поднятый кулак Шелихова, Самойлов пояснил:

— Беспременно убьют. За что? За то, что пай твой и купцов, компанионов твоих, нестерпимо велик покажется. Так уж повелось среди златоискателей… А на кой ляд тебе ради компанионов со смертью в пятнашки играть! Земляной уголь — это я понимаю: хочешь руду плавить, корабли крепкие строить, торговать железом будешь. Прибыток с торговли — не то, что фартовое золото, под смерть не подведет…

При разговоре присутствовала и Наталья Алексеевна. Она, вопреки принятому обыкновению не возражать мужу при посторонних, тоже решительно восстала против его золотоискательских намерений.

— Хватит с нас пушнины, и та кровью обрызгана, — сказала она. — Не пущу тебя в Америку золото искать, Гришата. И земляного угля тебе не надо! Леса вокруг непроходимые, неистребимые, а тебе на каменье чугун плавить занадобилось… Подумал бы лучше, Гришанька, не пора ли из этой проклятущей земли домой подобру-здорову возвращаться? У людей от оскомы щеки запали… Да, да, не пущу, вот тебе и весь сказ!..

Григорий Иванович долго еще обдумывал их доводы, а обдумав, охладел к поманившему его огоньку «фартового» золота. «Восемь десятых моей удачи оторвут Голиковы и Лебедев, а труды да кровь и впрямь окажутся полностью на мне да на людях моих… Не стоит в самом деле с золотишком путаться! А вот мужика, пахаря да добытчика, с купцом-промышленником допустить сюда мочно», — утвердился наконец в своем решении Григорий Шелихов.

— Ладно! — сказал он жене и Самойлову, возвращаясь как-то с берега от больших многолючных байдар, которые подготовлял к плаванию на материк. — Отговорили! Золота искать не буду, а на материк все же сплаваю… Я не Кук, про меня не скажут: «Чего ж ты, до Большой земли дошел, а на землю не сошел?» Сойду, огляжу и город заложу, пусть такой-разэтакий Славороссийск в Новом Свете красуется! Время придет, люди спросят: «Кто город срубил?», а века ответят: «Григорий Иванов Шелихов со товарищи!»

— Ни слова всуперечь! — сурово предупредил Шелихов возражения Самойлова и жены. — А ты, Константин Лексеич, отпустишь со мной фальконетишко самый дрянный да снарядов с десяток… Ей за нас и страха не будет! — кивнул он в сторону жены.

Наталья Алексеевна и Самойлов в этот раз не возражали, поняли, что решение упрямого «шкипера» окончательное.

Через несколько дней Шелихов на шести больших байдарах — в каждую было посажено по пять добытчиков — отплыл на восток к Большой земле. Дойти до нее на веслах, по расчету Ва-шели, взятого проводником и толмачом экспедиции, можно было только за два дня и две ночи беспрерывной гребли. Но это никого не пугало, так как, по совету Ва-шели, Шелихов отобрал каюров-алеутов из таких людей, которые уже не раз в жизни выдерживали в однолючной байдаре трехдневный шторм в открытом океане.

Перед отплытием Григорий Иванович снова оказался застигнутым врасплох женой, так, как и в Охотске. Будучи на берегу в толпе провожавших, Наталья Алексеевна воспользовалась отсутствием мужа, занятого установкой на срединной байдаре тяжелого фальконета, и молча забралась в люк головной байдары. Григорий Иванович заприметил под камлеей сидящую к нему спиной фигуру жены только тогда, когда, столкнув свою байдару с берега, стал усаживаться в кормовой люк. Рискуя опрокинуть шаткую байдару, он схватил за капюшон камлеи и, запрокинув голову жены, увидел сияющие звезды — молебные глаза Натальи Алексеевны.

— Полоумная! — вскричал он, табаня байдару. — Куда? На смерть?!

— На жизнь с тобой, Гришата, и на смерть, ежели суждено… Нишкни! — приложила она палец к губам. — Вернешься высадить — удачу потеряешь…

— Вперед! — еще громче крикнул Шелихов. Он верил в свою счастливую звезду, которой давно уже стала для него Наталья Алексеевна.

В пути, наблюдая, как согласно и неутомимо работала его Наталья лопатистым веслом, Шелихов ощутил прилив гордости за жену пред товарищами: она ни в чем не уступала прославленным алеутам-байдарщикам.