Александр Спешилов - Бурлаки

— Вот это и есть равноправие, — сказал Панин.

После ухи стали пить чай. Варвара Игнатьевна выпила целых четыре стакана. Мытье посуды нам не доверила. Все сама прибрала.

— Уха хорошая была, тетушка Варвара? — удержавшись, спросил я.

— Какая уха? Не уха это, а рыбья похлебка. Хоть бы лучку положили.

Я так и сел на скамейку. «Никак, — думаю, — не угодишь нашей хозяйке».

Варвара подошла ко мне и ласково сказала:

— Ты не горюй! Как есть сиротка. Пошить на тебя, постирать некому. На меня имей надежду. Приедет твоя матушка Анна Филипповна из Сибири, тебя ей с рук на руки передам, умытого, причесанного…

Во всех волостях уезда «волостные» были построены одинаково. Когда войдешь, направо — канцелярия урядника, налево — арестное помещение, «каталажка», в конце зала с деревянными столбами, поддерживающими потолок, «присутствие» — комната, где сидели старшина с писарем. У окна рядом с железным ящиком стояла старинная винтовка времен Севастопольской обороны с кремневым затвором, что-то вроде символа царской власти.

Полы в «волостных», за исключением присутственных мест, никогда не мылись. Перед большими праздниками и накануне сходов сторожа скоблили половицы железными лопатами и мусор выметали метлой. В воздухе всегда висел противный запах.

В Строганове волостное правление было в два этажа. В верхнем когда-то помещалась школа, а теперь гулял ветер. На крыше торчала занесенная снегом пожарная клетка с колоколом…

Теперь работники скребли, мыли, красили старое помещение «волостного».

Из нижнего каменного этажа в верхний деревянный построили широкую лестницу с балясинами, полы зашпаклевали и выкрасили охрой. Тяжелые, просиженные насквозь скамьи выбросили на дрова, вместо них заказали стулья и табуретки.

Меркурьев, обходя помещение, возмущался:

— Напустил же духу на всю Россию Николай Романов! — И говорил малярам: — Керосин или скипидар в краску добавляйте, чтобы навсегда царский запах перешибить.

По окончании ремонта Меркурьев, вместо новоселья, вызвал нас на собрание с представителями деревень.

Когда я вошел в председательский кабинет, мне показалось, что это не бывшее «присутствие» старшины, а капитанская каюта. Стены оклеены пароходской клеенкой. От свежевыкрашенных окон пахло свинцовыми белилами. Меркурьев сидел за большим сосновым столом.

Начали появляться участники собрания. Входили, здоровались и занимали места.

Пришла Варвара Игнатьевна и уселась на самое видное место.

Панин решил покурить. Развернул кисет с махоркой и потянулся к столу, чтобы оторвать на папироску уголок газеты. Меркурьев схватил его за руку.

— Газеты не для курева…

— Ты, Алеша, не забыл свои капитанские привычки, — с обидой в голосе сказал Панин.

— Я от таких капитанских привычек не отказываюсь, — ответил Меркурьев и захохотал. У него дрожали щеки, тряслись казацкие усы. Весь он побагровел. И всем стало смешно и весело. Панин быстро-быстро замигал и выдавил на своем лице кривую улыбку.

Меркурьев повесил на стену старую карту Строгановской волости. Волость делилась на отдельные общества, или так называемые десятни. До Советской власти каждой десятней командовал десятский, исполнявший полицейские обязанности. Начальником у десятских был сотский. Все эти должности сейчас были уничтожены, но десятни остались.

В волости у нас были десятни: Сельская, Увальская — на склоне горного увала, Старогорская, Боровская и Дальняя. В Боровской десятне было несколько деревушек, раскиданных в глухом лесу. Окраинная десятая Дальняя находилась за пятьдесят верст от села Строганова, на ольховом болоте, между двух увалов.

Крестьяне многих деревень жили в черных избах, с печами без труб. Дым во время топки выходил в дыру, проделанную в стене. Когда печь протапливалась, дыру затыкали тряпкой. Бедняки не знали, что такое керосин, — освещались, как и сто лет назад, березовой лучиной. Но почти в каждой деревне среди разваливающихся хибарок бедноты высились хоромы богачей.

Пахотной земли было мало, кругом дремучие, бывшие графские леса. Половиной земли владели кулаки, беднота не могла со своих «восьмушек» обеспечить себя хлебом на круглый год и гнула спину на кулацких десятинах…

— Владимир Ильич Ленин подписал декрет о земле, — так начал говорить Меркурьев. — Вся земля принадлежит народу. Пользоваться ей будет только тот, кто сам на ней работает. Надо подготовиться к весне, к перемеру земли. Кулаков мы должны согнать с пашни, передать ее бедноте, батракам… При волостном исполкоме организуется земельный отдел. Заведующим предлагаю назначить товарища Пирогова. Он военный, грамотный, большевик. С кулаками на соглашательство не пойдет…

— Продовольственное дело у нас плохо поставлено, — продолжал председатель. — Богачи до горла обжираются, а бедняки да рабочие бус на мельнице собирают, мякину едят. В обществе потребителей буржуи сидят. «Крысы» развелись!.. Надо всю эту потребиловку-грабиловку как следует перетрясти, очистить от паразитов, тогда будет у нас действительно кооперация, а не кормушка для богачей…

Действительно, в Строганове больше половины паев общества потребителей принадлежало богатым мужикам, которые делили между собой прибыль, получали из лавки самые необходимые товары и перепродавали жителям по тройной цене. Они-то и клеветали на Советскую власть. Придет, скажем, в лавку крестьянин. Ему к весне косу надо купить, а приказчик говорит, кос, дескать, нет и не будет — все железо комиссары за границу сплавляют. Если небогатый пайщик потребует обратно паевой взнос, ему отвечают:

— В кассе денег нету. Советчики всю кассу в карты проиграли.

Обо всем этом Меркурьев и рассказал собранию.

— Обществом потребителей должен заняться продовольственный отдел, — говорил Меркурьев. — Отдел, который был при земской управе, я разогнал к чертовой матери! Надо свой создавать. Я думаю, никто не будет против того, чтобы продовольственный отдел поручить товарищу Ситниковой.

Все начали глядеть на Варвару. Она встала и в недоумении так и стояла: уж не ослышалась ли? Ее назвали по фамилии, назвали товарищем, ее — бывшую батрачку мельника Новикова!

Мы ожидали, что Варвара оробеет и будет отказываться, но получилось все наоборот. Она встряхнула головой и заявила:

— Правильно, товарищи мужики! Варвара лучше всех справится с продовольствием… Нагляделась я за свою жизнь на бедность. Богатеев тоже всех знаю, кто в землю хлебушко закопал. Недаром до последнего дня у Новикова проживала. Все известно, какой сорт и что такое…

— Ладно, товарищ Ситникова, — остановил расходившуюся Варвару Меркурьев. — Тебе, значит, и карты в руки.