Юрий Мушкетик - Семен Палий

Палий подошел к Паткулю и взглянул на книгу, которую тот держал.

— Ливии, — сказал он.

Паткуль поставил книгу на место.

— Я из римлян больше поэтов люблю: Горация, например.

— Не знаю, есть ли здесь Гораций, а Овидий есть. — Палий достал книгу и откинул крышку переплета. Это был не Овидий. Палий прочитал: «О причинах войны Швеции с московским царем». Оба улыбнулись.

Паткуль еще некоторое время осматривал библиотеку, Палий несколькими словами характеризовал каждую книгу. Наконец поставив последний фолиант на место, Паткуль заметил:

— Скажу откровенно, я столько о вас наслышался, что даже ехать побаивался. Не думал я встретить здесь такого… такого образованного человека.

Палий засмеялся:

— Это лестно, пан посол. Но у нас многие не хуже моего латынь знают. В коллегиуме меня вышколили. Правда, понемногу я и после почитывал.

Беседа тянулась долго. Под вечер Палий и Паткуль вышли из хаты на крыльцо.

Пахло вишневым цветом. Где-то защелкал соловей. Паткуль смотрел в прозрачное весеннее небо, усеянное мигающими звездами, которые, казалось, то приближались, то снова уходили в безграничный простор. По небу скользнула бело-огненная ленточка.

— Звезда покатилась, — промолвил Палий. — Люблю я смотреть, как они падают. Лежишь где-нибудь в густой траве или на свежем сене и смотришь. Сейчас их еще мало падает, а в августе бывает, что по две, по три сразу увидишь…

Паткуль не ответил. Он склонился на перила крыльца и вслушивался в ночь. Где-то далеко зазвучала песня.

Ее начали тонкие девичьи голоса, вели все выше и выше, и она трепетно дрожала, как далекие звезды.

Потом ее подхватывали сильные голоса казаков:

— Красиво здесь у вас, — сказал Паткуль.

— Красиво, пан посол, очень красиво. На такой земле только бы жить в счастье да слушать, как по вечерам соловьи поют, девчата песню выводят… Но девчата наши больше плакали, чем пели. И казаки мало слышат девичьих песен, им чаще приходится слушать, как храпят кони, как перекликаются в степи дозорные, как звенит сабля на оселке.

Опять вспыхнула песня. Оба заслушались.

— Какой это я инструмент у вас на стене видел? — нарушил молчание Паткуль.

— Кобза. У нас на ней играют кобзари, певцы такие.

— А вы умеете?

— Играю, но редко.

— Сыграйте для меня, — попросил Паткуль.

Палий согласился. Он вошел в дом и, вернувшись с кобзой, стал слегка перебирать струны. Мелодия звучала сначала совсем тихо, потом окрепла, будто набралась сил. Полилась песня, медленная, печальная, заполняя окружающую темноту. Паткуль положил голову на руку и смотрел перед собой невидящим взглядом. Палий сыграл еще несколько песен.

— Почему у вас все песни такие грустные?

— Грустная жизнь была, потому и песни такие складывали. Но есть у нас и веселых немало. Хотите?

Кобза зазвенела мелко и часто. Она то тонко пела одной струной, то охала всеми басами, то снова переходила на рокотание, которое и в самом деле было похоже на ухаживание старого деда, о котором говорилось в песне. Палий видел улыбку Паткуля. Прослушав несколько веселых, попросил снова сыграть что-нибудь грустное. Неожиданно вздрогнул: ему показалось, что рядом, в саду, колышутся какие-то тени. Вот, раздвигая темноту, выплыла еще одна, закачалась, под неосторожной ногой хрустнула ветка.

— Тсс, — послышалось оттуда, — батько играет.

Паткуль догадался: это были слушатели. Палий тоже заметил их и крикнул в сад:

— Подходите, хлопцы, да споем-ка вместе. Послушаете, пан посол?

— Охотно.

Крыльцо окружили казаки. Палий ударил по струнам, над садом взлетела дружная песня:

В песне говорилось о том, как казак пошел в поход, как ждут его любимая и старушка-мать, как умирает казак и конь несет домой печальную весть…

Разошлись поздно. Паткуль долго не мог уснуть, перебирая в памяти события прошедшего дня. В голове путались противоречивые мысли и впечатления. Наконец он задремал, и всю ночь ему снились такие же путаные и странные сны.

…Его никто не будил, и Паткуль проспал чуть ли не до полудня. После завтрака Палий пошел с ним осматривать крепость. Подходя к базарной площади, они услыхали смех и громкие удары, похожие на пистолетные выстрелы. Палий хотел свернуть в переулок, но Паткуль потащил его прямо. На площади у корчмы они увидели большую группу казаков, которые играли в «овес». Здесь же находились и русские солдаты из паткулева эскорта. На завалинке сидел молодой безусый казак с шапкой в руках. Один из казаков наклонялся и, спрятав лицо в шапку, забрасывал руку за спину; по руке звонко шлепали играющие, а он должен был отгадать, кто ударил.

Палий и Паткуль остановились в стороне. Из круга, потирая покрасневшую руку, вышел высокий плотный казачина, а на его место стал Гусак. Он нагнулся, спрятав лицо в подставленную шапку, но его долго никто не бил. Казаки нарочно спорили, топали ногами, перешептывались, но так, чтобы слыхал тот, кто «ел овес».

— Дай я. Расступитесь, размахнуться негде! — слышались выкрики.

Больше всех шумел Дмитрий. Когда кто-то уже занес было руку для удара, он подался вперед и громко закричал:

— Не надо сапогом, хлопцы, человека покалечите!

Гусак испуганно рванулся и отскочил в сторону. Вокруг раздался громкий хохот. Поняв, что никто не собирался бить его сапогом, Гусак погрозил Дмитрию кулаком.

— Становись! — подтолкнул его Дмитрий.

Гусак снова уткнулся лицом в шапку. Паткуль думал, что казаки не замечают их. Но вот один отступил немного в сторону и кивнул Палию.

От Паткуля не укрылось, что и Палий неприметно подмигнул казаку, тот вернулся на прежнее место.

Паткуль понял этот немой разговор. Видимо, Палий тоже иногда принимал участие в играх, и его подмигивание на этот раз означало: «Нельзя, видишь, я с послом». Паткуль от всей души улыбнулся и взял полковника под руку. Они пошли дальше. С нескрываемым любопытством разглядывал дипломат казаков, вооружение, одежду, наблюдал их взаимоотношения с полковником.

— Смелый и веселый народ. Любви солдат к вам, могу поручиться, любой полководец позавидует.

— Ну, уж это вы… преувеличиваете, — улыбнулся в усы Палий.

Паткуль прогостил в Белой Церкви несколько дней и на прощание долго жал мозолистую руку Палия. Перед самым отъездом написал письмо королю. Взвесив все, Паткуль писал, что напрасно король ведет войну с Палием и очень кстати было бы попытаться перетянуть полковника на свою сторону. А дальше писал, что в Польше глубоко ошибаются, думая, что Палий — атаман разбойничьей шайки. Палий — человек большого ума, большой культуры, с незаурядным талантом полководца. В Варшаве только головами качали, читая это письмо, а когда дочитали до слов: «Я думаю, что такой полководец, как Палий, смог бы возродить ослабевшие силы Польши», король даже ногою топнул: