Юрий Мушкетик - Семен Палий

— Страшновато, Борис Петрович. Не за себя опасаюсь. Ведь если баталию сию проиграем — оторвет Станислав от нас Украину.

— Не бойся, все ладно будет. Побьем Карла, истинный бог, побьем!

Петр сел на тонконогого, огненной масти коня и поехал вдоль полков. Солдаты брали на караул, далеко по полю катились приветственные клики. Возле Семеновского полка царь осадил коня. За семеновцами были еще два казачьих полка, а дальше — артиллерия.

— Товарищество! Король польский и самозванец Лещинский привели к своей воле изменника Мазепу, — говорил царь нарочито громко, чтобы слышали казаки. — Уповал изменник собрать под свои знамена двадцать тысяч войска, подкупил Порту, орду. Но волею божьей казаки и малороссийский народ остались нам верны, шведские войска уже наполовину разбиты, султан с нами мирный трактат подписал, войска Лещинского разогнаны. Остается нам докончить викторию. Вера и отчизна к этому нас призывают!

Громким «ура» проводили Петра семеновцы и казаки. Издали царь еще раз взглянул на ровные четырехугольники, они вселяли в него веру.

На Диканьку опустилась ночь. Большие белые звезды, беспорядочно разбросанные по небу, заливали бледным светом спящее село. Широкой улицей, прячась в тени, крались три человека. Это были Максим, Дмитрий и Мазан. Не доходя до перекрестка, они остановились под яблоней, что склонилась над плетнем, и начали советоваться.

— Вон там повесим последний — и делу конец, — показал рукой на ворота Мазан. — Дидько его знает, что делать! Нужно бы хоть с кем-нибудь из казаков поговорить. Только как ты поговоришь? Зайдешь в хату, а там сердюки. Те сразу шум поднимут.

— Нет, лучше не на ворота, а прямо на двери повесим, — сказал Максим, вынимая из-за пазухи свернутую в трубку бумагу. Он перепрыгнул через плетень, перебежал двор и поднялся на крыльцо. Максим еще не успел как следует приклеить бумагу, как в хате послышалось покашливание, вслед за ним разговор, а еще через мгновение скрипнула дверь. Максим отскочил в сторону, за куст сирени. На крыльце показался в нижнем белье казак. Потягиваясь, он прошел к сараю, где стояли лошади. Потом вышел из сарая, зевнул, перекрестил рот и пошел в хату. Возле двери остановился. Только теперь он заметил на дверях что-то белое. Испуганно оглядываясь, казак сорвал бумагу и, не прикрыв дверь, скрылся в хате. Дмитрий и Мазан видели с улицы, как блеснул в избе огонек, как поднялся из-за куста Максим и прокрался в сени.

— Вот чорт, — прошептал Дмитрий, снимая с плеча ружье, — еще попадется.

А Максим, спрятавшись в углу, слушал, что делается в хате. Медленно, по складам, кто-то читал глухим басом:

— «…И мне, как царю и оборонцу малороссийского края, надлежит отцовскую заботу иметь о вас, чтоб в рабство и разорение Малую Россию не отдать. Мазепа хочет народ продать шведу, церкви православные отдать в унию…»

— И то правда, ей-богу, — прервал кто-то, — разве не ставят шведы в церквах лошадей?

— Ш-шш, читай, Микола, дальше, — послышалось со всех сторон.

— «При этом объявляю, что нам стало известно, что бывший гетман хитростью, без нашего на то разрешения, аренды и прочие всякие великие поборы положил на малорусский народ, будто бы для платы войску, а на самом деле для своего обогащения. Эти тяготы повелеваю с народа снять. Мазепа, забыв страх божий и креста целование, без всякой причины перешел на сторону врага. Не верьте ему, идите в наш обоз под Полтаву. Мы не имеем зла на вас, понимаем вашу невиновность. Мы, русские, одноверцы и братья по крови, никогда не оставим в беде малорусский народ, будем вместе драться против врага. Станем же дружно на супостата. Пусть сгинет враг.

Царь Петр, дано в обозе под Ромоданом», — закончил казак.

Некоторое время в хате было тихо. Потом послышался голос казака, читавшего универсал:

— Кто ж его разберет… Если бы знал, где упал, то соломы подостлал. Я про то говорю, не будет ли нам чего.

— Думаю, что простят, — послышался другой голос. — Давно надо было уходить отсюда, когда все уходили.

— Зачем мы будем сидеть здесь? Мазепин обоз стеречь? Войско все у Скоропадского и уже давно со шведом воюет.

В хате заговорили все разом. Тогда Максим вышел из угла и смело шагнул в хату.

— При его появлении несколько казаков вскочили на ноги, кто-то сорвал со стены саблю. Максим широким взмахом руки остановил его:

— Свои, повесь саблю. Это я царскую грамоту на дверях приклеил.

— Ты из какого полка? — спросил один из них.

— Из Палиевого. Меня послал с этой грамотой полковник Палий.

— Палий? — вскрикнуло несколько человек. — Его ж нет!

— Царь Петр его вернул из Сибири. Еще раз говорю: Палий меня послал с царской грамотой и своими универсалами, их у меня уже не осталось, прочитаете завтра, они здесь в селе есть. Полковник зовет всех вас итти в наш лагерь под Полтаву.

— А нам ничего не будет? — спросил один ив казаков.

— Тому порукой царское слово и слово полковника Палия. — Максим обвел присутствующих внимательным взглядом и уже тише продолжал: — Стыдно хлопцы. Неужто вы хуже всех! В такое время сидеть здесь — позор. Народ кольями шведов бьет, а у вас напрасно сабли на стенах висят. Неужто вы их подымете против своего народа? По правде, нам они не очень страшны. Вас здесь немного осталось. Поэтому, пока не поздно, идите к нам. Пускай с Мазепой дуки-сердюки остаются. Еще одно помните: если не перейдете — прощенья вам не будет. И от нас и от царя тоже. Теперь все, мне пора. — Максим протянул руку к двери.

— Подожди.

К нему подошел казак, который читал грамоту.

— Верим тебе, казак. Придем. Мы знаем, что правда всегда была там, где был Палий. Осталось здесь пять полков. Все о переходе говорят, боятся только. Знаете, как нас Мазепа к Карлу вел? Сердюками окружил, и пикнуть нельзя было. Те полки, что отдельно были, сразу Петру написали, а нам что было делать? Теперь прорвемся, с боем прорвемся. Через три дня ждите нас, передайте поклон полковнику.

Посланцы Палия подошли к Ворскле перед рассветом. Обойдя лесом шведский лагерь, они вышли на поле.

Один за другим, низко пригибаясь к земле, казаки бежали к густым кустам лозняка на берегу речки. До кустов оставалось не больше ста шагов, когда Мазан, бежавший впереди, остановился и махнул рукой. Максим и Дмитрий упали в траву, подползли ближе к Мазану.

— Там кто-то есть, — показал тот рукой, — не дозор ли шведский? Ползем сюда.

Но ползти им не пришлось. Справа послышался конский топот, приглушенные голоса. С земли было хорошо видно, как к Ворскле приближались всадники. До казаков ветер донес обрывки разговора на незнакомом языке.

Вдруг над головой первой лошади блеснул огонек. Казаки невольно прижались к земле.

— Это по нас? — Максим легонько толкнул Дмитрия в бок.