Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой

— Благодарю, батько, — дрогнувшим голосом произнес Диброва, опуская радостно заблестевшие глаза.

А Голота уже смотрел на второго казака. Невысокий, плотный, со скуластым, потемневшим от ветра и зноя лицом, с добела выгоревшими на солнце усами и бровями, в простой серой свитке и грубых, смазанных по-казачьему обычаю смальцем чоботах, он ничем не отличался от рядового казака. Лишь большой алый бант на эфесе длинной турецкой сабли выдавал его принадлежность к казачьей старшине. Это был сотник Зловы-Витер, старый соратник Голоты, ускользнувший в свое время из рук сердюков Мазепы и сразу же, лишь услышал о возвращении полковника на Украину, явившийся к нему.

— Твоих хлопцев, сотник, знаю сам не первый год: каждый из них десятка других стоит. Поэтому, друже, ты не станешь ждать выступления царских войск, а сегодня же вечером поскачешь навстречу Левенгаупту и будешь виться вокруг него, не спуская глаз. И еще одно дело будет к тебе. Помнишь ли сотника Ивана Недолю, своего стародавнего друга-побратима?

На лбу Зловы-Витра появились две глубокие морщины, он отвел взгляд в сторону.

— Помню, батько, да только разошлись наши с ним пути-дорожки. Пригрелся твой бывший сотник и мой побратим у гетмана, стал есаулом его сердюков. А я до сей поры не простил Мазепе своих прежних обид.

— Знаю, друже. Молвлю даже то, чего ты еще не ведаешь. Три дня назад прибыл полковой есаул Иван Недоля со своим полковником Тетерей к генералу Левенгаупту и стал служить шведам. Мазепа отписал царю, что Недоля изменил-де России потому, что втайне был сподвижником покойных Кочубея и Искры. Но не верю я этому. Хитрит лукавый гетман... мыслю, что его волю исполняет мой бывший сотник. И не столько он, сколько полковник Тетеря, ближайший поверенный Мазепы по злому умыслу супротив Украины и России. Потому написал я Недоле грамоту, в которой зову его снова честно, как прежде, служить Отчизне. А ты, друже, найдешь человека, который смог бы доставить это послание Недоле.

— Сыскать человека не мудрено, — угрюмо произнес сотник, — да будет ли от грамоты прок?

— Время покажет...

Легко разрезая голубоватую воду острыми носами, по речной глади скользили три стремительные запорожские чайки [18] Чайка — большая морская лодка, могла поднимать 40—50 (при необходимости до 80) человек с припасами. Часто была вооружена двумя-тремя легкими пушками . Дюжие гребцы, сбросив жупаны и кунтуши и оставшись в одних рубахах, гребли быстро и умело, и суденышки неслись вверх по Днепру словно на крыльях. На корме передней чайки на персидском ковре полулежали двое: запорожский сотник Дмитро Недоля и донской атаман Сидоров.

Сотнику было не больше двадцати пяти лет. На его круглом лице озорным блеском сверкали глаза, с губ не сходила веселая улыбка, он то и дело подкручивал кверху кончики длинных рыжеватых усов. Донскому атаману уже исполнилось сорок. Всю нижнюю часть его лица скрывала густая светлая борода, а на лбу залегло несколько глубоких, никогда не разглаживающихся морщин, придававших лицу выражение замкнутости и отчужденности.

Сотник всего полмесяца назад вернулся на Сечь из морского набега на побережье турецкого Синопа. Целую неделю гулял со своими другами-побратимами по шинкам и корчмам, но затем в казачью душу будто вселился бес, погнавший его в это рискованное путешествие по Днепру. Заодно с ним с полусотней своих донцов и атаман Сидоров, нашедший приют на Запорожье после гибели вожака восставшей донской голытьбы Кондратия Булавина.

Разные цели свели в чайке сотника и атамана, разные лежали перед ними стежки-дорожки, но покуда им было по пути. Устроившись на ковре, запорожец и донец проводили целые дни в неторопливой беседе.

— Эх, атаман, кабы видел ты ее! Краса, а не дивчина! А статью, как ляшская королевна, — зажмуриваясь от удовольствия, говорил сотник. — Так что я задумал твердо: свадьба и кончено.

— А мне сдается, казаче, что одного твоего желания маловато? — усмехнулся в бороду Сидоров. — Сам поведал, что зазноба — полковничья дочка. А такие обычно с норовом и гонором. Им ничего не стоит нашему брату и гарбуза выставить [19] Вынесенный жениху гарбуз (тыква) свидетельствовал об отказе .

— Мне не выставит, — убежденно ответил сотник. — Когда из-за козней Мазепы поначалу взяли Кочубея и Искру, то вскоре стали хватать и иную казачью старшину, что держала их руку. Явились гетманские сердюки и за ее отцом, побратимом Искры. Тот встретил их со своими дворовыми казаками саблей да пулей, а его жинка и дочка спаслись в лесу. Они хотели пробраться к родичам на дальний степной хутор, да напоролись в пути на загон крымчаков. Быть бы полковничьей доньке украшением ханского гарема, кабы тут, на ее счастье, не подвернулся я со своей сотней. И хоть с той поры минуло немало времени, думаю, что не позабыла она нашей встречи, — закончил Дмитро.

— А как сама дивчина смотрит на свадьбу? — поинтересовался атаман.

— Кто знает? — беспечно ответил запорожец. — Когда ее отбил, Сечь готовилась к набегу на турок — не до женитьбы было. А в походе захватил в полон красулю-турчанку и совсем позабыл о полковничьей доньке. Но сейчас получил весточку от старшего брата, есаула гетманских сердюков. Извещает, что сия дивчина рядом с ним и даже спрашивала обо мне. И веришь, атаман, как вспомнил ее, так полыхнуло по всему телу словно огнем, и решил я, покуда время и охота имеются, сыграть свадьбу.

— Хороша Маша, да не наша, — хохотнул атаман. — Думаешь, у нее за это время иных женихов не объявилось? Писаная красавица да еще полковничья дочь — это не какой-то залежалый товар. Такие всегда себе ровню ищут.

— А я чем хуже других? — гораздо выпятил загорелую грудь сотник. — Казачина что надо, а после похода на турок не беднее любого полковника. Эх, и погуляю, атаман! По всей Украине и

— Запорожью молва о той свадьбе разлетится, — мечтательно произнес Дмитро.

— Дай Бог, сотник.

— У меня впереди все ясно, как Божий день, — продолжал запорожец. — Сыграю свадьбу, отправлю молодую жену к своей матери на хутор, а сам снова подамся на Сечь. Слыхивал я от кошевого, что казаченьки опять собираются на море: Крым или Туретчину щупать. А вот чего ты, атаман, у Мазепы позабыл, никак в толк не возьму.

Донец медленно и задумчиво провел ладонью по широкой бороде, перевел взгляд на зеленеющий вдоль берега лес.

— Дабы понять волка, следует побывать в его шкуре. Посему, сотник, вряд ли уразумеешь ты меня. Пожил я на Сечи и вижу, что уж больно весело и вольготно вы себя чувствуете. Царь Русский и король польский далеченько, турки да татары сами вас страшатся, а украинскому гетману и без вас дел хватает. Казакуете, где пожелаете, и мало чего окрест себя замечаете.