Валерий Воскобойников - Блистательный Гильгамеш

Они долго боролись – богатырь и волшебный змей. В буйном неистовстве Гильгамеш разбил какие-то предметы, подвешенные к дереву. И лишь изломав их понял, что это и есть амулеты. Змея же он, изловчившись, задушил и отбросил тяжелое его тело под дерево.

Он вышел к реке, чтобы омыть свое тело после трудной борьбы и там увидел Уршанаби, спокойно плывущего в лодке.

Гильгамеш призывно начал махать руками. Корабельщик удивился и направил лодку к берегу.

– Откуда ты появился здесь, человек? – спросил корабельщик. – Что за демоны перенесли тебя в этот лес. Уж не демон ли и сам ты? Наружностью ты похож на тех, кто выходит из подземного мира. И скажи, зачем я нужен тебе?

– Я – не демон. Имя мое – Гильгамеш. Я правлю народом Урука, где помещается дом великого Ану, и пришел к тебе из своего города. Сам понимаешь, что путь мой был долог, через пустыни и горы.

– Тело твое иссохло, Гильгамеш, и на лице лежат тени. Но я поверю тебе, что ты – не мертвец и не демон. Так что тебе нужно, пришедший издалека? Но все же скажу тебе, что за царя и героя в этом грязном рванье тебя принять трудно.

– Мне уже говорили в пути, что не слишком похож я на живого человека. Но другим я быть не могу: по земле меня гонит печаль и тоска. Мой друг, бывший мне дороже брата, богатырь из степи, вместе со мной победивший злобное чудовище с ливанских гор, Хумбабу, разделивший со мной тяготы и радости жизни, неожиданно умер. Много дней я плакал над ним, не желая его хоронить, надеясь, что боги сжалятся над моею тоской и вернут его к жизни. И теперь в этом мире все мне напоминает о смерти. Скажи, корабельщик, ведь ты знаешь дорогу к Утнапишти? Укажи мне путь и я отправлюсь один. Это мой родственник и я должен узнать у него тайну жизни и смерти.

– Теперь я поверил тебе, что ты царь Гильгамеш. Тот самый, о ком ветер разносит легенды. Но ты сам, Гильгамеш, только что отрубил себе путь. Ты думаешь, зря я выслеживал волшебного змея? Ты думаешь, зря повесил в лесу свои амулеты? Змей пригодился бы нам живым, ты же зачем-то, впав в ярость, его задушил. И сломал мои амулеты. – Корабельщик сказал и надолго задумался. Он что-то подсчитывал в уме, загибая пальцы. Чертил ногой путь. Потом снова заговорил: – Так и быть, попробую тебя переправить. Покажи-ка свой боевой топор.

Гильгамеш протянул оружие Уршанаби. Тот его осмотрел.

– Топор делали добрые мастера, – в наше время топоры были хуже, чаще из камня. – Корабельщик был доволен оружием. – Углубись в лес и сруби своим топором сто двадцать толтых длинных шестов. Потом осмоли их, сделай лопасти и принеси ко мне.

– Корабельщик, зачем так много шестов? Они займут всю твою лодку! Чтобы их сделать, нужно немало времени. Нельзя ли нам сразу отправиться в путь?

– Сразу нельзя. Если сразу, то нам не видать твоего родича. А встречаться с твоим другом я пока не спешу. Иди, выполняй сказанное.

Гильгамешу пришлось подчиниться.

Гильгамешу пришлось подчиниться.

Сто двадцать шестов по пятнадцать сажен вырубил он в лесу. Осмолил, сделал лопасти и принес к Уршанаби.

– Погрузим их в лодку и можно отправиться, – сказал корабельщик.

Вдвоем они столкнули тяжелую лодку в морские волны. Лодка заколыхалась, корабельщик взялся за весло.

Он пел протяжную песню о днях, когда всю землю покрывал океан и греб в открытое море. Ночью они плыли по звездам.

За три дня они проделали путь шести недель.

– Вглядись вдаль, Гильгамеш, – попросил однажды Уршанаби, – скажи, что ты видишь?

– Я вижу кругом только волны, – ответил Гильгамеш. – Но странное дело, мне кажется, волны эти не отражают голубизну небес, они отчего-то становятся все чернее.

– Так и должно быть, – проговорил корабельщик довольно. – Мы на верном пути.

Они проплыли еще немного и приблизились к черной воде. Кругом, на сколько видел глаз, вода была теперь лишь такой. Голубая осталась вдали.

– Теперь будь внимателен, царь, – срого сказал корабельщик. – Отстранись от борта и возьми шест, один из тех, которые ты вырубал. Черные воды, которые нас окружают – воды смерти. Берегись, не тронь такую воду рукой! Отталкивай лодку шестом. Греби дальше от борта. И едва вода по шесту поднимется близко к руке, сразу его бросай, бери новый.

Так плыли они, и по команде Уршанаби Гильгамеш сменил второй шест, потом третий, пятый, десятый. Шестов становилось меньше, но вдали, там, где небо соединялось с водой в едва видимом облачке замаячила темная полоса.

– Это земля, – коротко объяснил корабельщик, – там хижина твоего предка. Смотри же, греби осторожно! Несчастья случаются чаще в конце пути.

Несчастья не случилось, но у Гильгамеша кончились шесты. Сто двадцатый пришлось скоро швырнуть в волну, потому что брызги подбирались к руке.

Черные волны мертвой воды плескались о лодку. Земля была близко, Гильгамеш даже видел очертания хижины. И ему казалось, что рядом с хижиной стоит кто-то и смотрит на них из-под руки. Но лодк не двигалась.

Тогда Гильгамеш поднялся. Развязал свой пояс, скинул облачение, натянул, словно парус в руках и почувствовал упругую силу ветра.

Он крепко стоял на ногах, держа свой парус в лохмотьях и дырах. Ветер нес их к берегу. И корабельщик проговорил:

– Теперь я поверил, что ты – Гильгамеш.

– Теперь я поверил, что ты – Гильгамеш, – сказал корабельщик Уршанаби, – я убедился, что ты – не самозванец, а тот человек, которого упоминали боги, собравшись в хижине у Сидури. Скажу честно, сначала, когда ты позвал меня, всякие мысли про тебя забредали мне в голову. Посмотрим же, как встретит нас твой предок.

А предок Гильгамеша стоял раядом с хижиной в недоуменье. Напрягая глаза, вглядывался он в море и видел то, чего быть не могло.

Он, оставленный богами на краю земли, окруженный мертвыми водами, проживший века в том месте, куда не мог приблизиться ни один живой человек, видел невероятное.

Уж сколько лет он сидел здесь на морском берегу возле хижины, слушая ровный плеск волн и глядя, как последние лучи солнца скрываются на границе воды и неба и еще некоторое время продолжают освещать мир снизу, словно бы из моря. Он любил смотреть на закат, думая ни о чем, и обо всем сразу. Не знал он, что стало с людьми после его спасения. Если боги удивились тому, что он сохранился, значит других людей не осталось и на земле есть только он, его жена да корабельщик Уршанаби, перенесенный богами неизвестно куда.

С тех пор, как боги высадили его здесь, в жизни менялось немногое.

Он сам выращивал хлеб рядом с хижиной, жена каждый день размалывала зерно в ступе, каждый день разжигала очаг и пекла лепешки. Сначала он удивлялся тому, что проходят года, один ячмень сменяет на участке другой, и таких урожаев он вырастил уже сотню, а жена его не меняется. Потом он подумал, что и сам остается таким же, каким был, когда высадили его боги. Сначала считал он года, делал зарубки, но потом это занятие показалось ему пустым – надо ли считать время, если оно было, остается и будет всегда одним и тем же. Ведь тот, кто всю жизнь стоит на одном месте, не считает пройденные путь.