Джим Бишоп - Голгофа - Последний день Иисуса Христа

Анна потуже затянул пояс полосатого халата. Он спросил, почему Иисус проповедовал ересь. Спросил он также, кто были ученики Иисуса и сколько их. Назаретянин спокойно смотрел на человека, который вскоре предстанет перед Богом и будет отвечать за свои деяния.

Иисус ответил ему с той мягкой уважительностью, которую иудеи питают к старикам: "Я говорил явно миру. Я всегда учил в синагоге и в храме, где сходятся иудеи, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня?" Иисус так же, как и Анна знал, что вымогательство показаний в судебном следствии от кого-либо кроме свидетелей было противозаконным. По закону задержанный не подвергался предварительному допросу.

"Спроси слышавших, что Я говорил им, - терпеливо продолжал Иисус. - Вот они знают, что Я говорил". Когда Иисус сказал это, один из стражников ударил Его по лицу, процедив: "Так отвечаешь Ты первосвященнику?"

Иисус встряхнул головой, приходя в Себя от удара, и обратился к стражнику: "Если Я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, что бьешь Меня?"

Старый Анна ухмыльнулся и покачал головой. Он встал и велел отослать Иисуса Каиафе.

Ночь была холодной. С западу дул сырой ветер, и стражники кутались в плащи. Они сгрудились вокруг костра посреди двора, и жар углей кроваво отражался на их лицах.

Среди них на корточках у костра грелся юный Иоанн, любимец Иисуса. Он с Петром по пятам следовал за налетчиками и видел, как Учитель исчез за воротами. Мнения апостолов разошлись: Иоанн хотел пробраться внутрь, а Петр предпочитал осторожность. Когда Иисус был в доме Анны, юноша постучал в ворота для прислуги.

Дверь приоткрыла девушка и, приподняв лампу, взглянула на лицо Иоанна. Они обменялись приветствиями, и привратница впустила Иоанна, даже ничего не спросив, потому, что Иоанн и его семья были хорошо известны первосвященнику. Юноша бродил по двору, пытаясь завязать разговор со стражниками и узнать, куда увели Пленника, а затем присел к огню.

Убедившись, что он не вызывает подозрений, Иоанн подошел к привратнице и сказал, что за воротами остался его друг, за которого он ручается. Девушка впустила Петра и, прикрывая рукой лампу, осмотрела широкоплечего мужчину с буйной светлой шевелюрой и бородой.

"Не из учеников ли Его ты?" - спросила девушка.

Петр замялся. Сглотнув, он гневно сверкнул глазами на девушку. "Нет!" ответил он.

Когда они подошли к костру, Петр прикрылся плащом до подбородка и протянул руки к костру. Стражники говорили о налете и о том, как апостолы бежали при появлении солдат. Иоанн не вмешивался в разговор. Петр тоже молчал. На него уставился стражник, сидевший у огня напротив, и старший из апостолов подтянул плащ до самого носа.

Стражник указал пальцем на Петра и спросил: "Не из учеников ли Его и ты?" Петр покачал головой и сквозь плащ ответил: "Нет".

Начали прибывать члены большого Синедриона, с интересом рассматривая заполненный народом двор.

Среди них были и молодые, чьи лица не скрывали недовольства, что их подняли так рано. Они, как и полагалось судьям, с достоинством проходили к лестнице, придерживая плащи, не спеша поднимались по ступеням и входили в дом.

По закону возбранялось слушать уголовное дело в ночное время, и некоторые полагали, что Каиафа отложит процесс до утра. Однако, если бы слушания начались сейчас или позже, никто бы не обратил закон против Каиафы, ибо в этом деле даже фарисеи были с ним заодно. И хотя до рассвета было еще не менее часа, кто из них станет соблюдать закон и, став рядом с Иисусом, воскликнет: "Подождите!" - Никто.

Люди у костра услышали какое-то движение - и устремили взоры к дому Анны. По ступеням спускались слуги с фонарями, а между ними шел Иисус. Страх за Христа овладел Петром, и он не заметил, что плащ, которым он прикрывал лицо, опустился. Один из стражников, родственник потерявшего ухо в саду, спросил: "Не тебя ли я видел с Ним в саду?" Петр громко выругался и отрекся в третий раз: "Я не знаю, о чем ты говоришь".

Где-то вдали петух захлопал крыльями и пропел. Когда стражники по пути к дому Каиафы проходили мимо огня, Иисус посмотрел прямо на Петра. Старший апостол оцепенело глядел на Связанного, затем Ему вслед. Внезапно он зарыдал, закрыл лицо руками и убежал прочь.

* * *

После того, как Иисуса ввели в дом, все еще продолжали прибывать члены Синедриона. Опоздавшие знали Арестованного и Его вину, потому что в последнее время о Нем много говорили в высшем свете и обсуждали, как наилучшим образом поймать Его в западню. Поэтому любой опоздавший мог занять место в трехъярусном полукруге и слушать процесс, будучи в курсе дела.

Процесс был тайным. Позже от тех, кто присутствовал на этом судилище, просочились слухи, но считать фактами их трудно. Каиафа хотел собрать полный состав суда, и уже до его начала было семьдесят членов или около этого. Большой Синедрион уже собирался в этом доме ранее, и слуги расставили столы и стулья в нужном порядке. На обоих концах полумесяца из стульев были места для писцов.

Полагалось открывать заседания Синедриона с переклички членов, начиная с первосвященника, затем старейшин и далее до самых молодых. Затем должно зачитываться обвинение. Первосвященник оглашал его стоя. Обвинение просто сводилось к тому, что Арестованный в нескольких случаях провозглашал Себя Мессией, истинным Сыном Божьим, и этим совершал хулу против Бога и осквернял храм.

Никто не спросил Иисуса, как Он собирается доказывать Свою невиновность. Его руки и ноги были связаны, Он все время стоял. Сзади находились два дюжих стражника. По процедуре сначала слушали защиту, и сидящий в удобном кресле первосвященник трижды призвал к защите Иисуса. Ответа не последовало. Спокойный взгляд Пленника переходил от лица к лицу, из ряда в ряд, пока Он не увидел их всех. Среди них Он узнал двух своих последователей. Как и многие другие Его высокопоставленные сторонники, они держали свою приверженность Его учению в тайне. В этот час нельзя было раскрывать себя ни им, ни Петру с остальными. Поэтому они сидели с опущенным взором. Возможно, когда вызывали одного человека для защиты и одного для обвинения, кто-то из последователей Иисуса мог бы, робко подняв руку, сказать: "Я буду отстаивать дело этого Человека".

Совещание с подзащитным было бы бесполезным, потому что обвиняемый не готовился к защите. К тому же, как сказал Иисус, Сыну Человеческому надлежит умереть так, как говорилось в Писании. Эти люди отвергли Его и Его миссию, и поэтому препятствовать трагедии было бессмысленно.

Вид Иисуса был отталкивающим. На щеках и бороде запеклась кровь, одежды были грязными, потому что всю дорогу Его толкали и пинали. Грязны были и босые ноги. Худощавое лицо было бледным, ибо Ему пришлось столько выстрадать в последнее время. Глаза Иисуса воспалились, а веки припухли.