Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.

Как-то к нам приехал дядюшка Джонс и бросил на столик в холле тонкую брошюру с памфлетом, крикнув нам:

— Этот памфлет дороже всех ваших визиток вместе взятых.

Мой отец в то время отбыл по делам в Тейм и, кроме Ричарда, в доме не было взрослых мужчин, только небольшой хихикающий с толстыми щечками медлительный священник по имени Роберт Пори, которого пригласил к нам погостить Ричард. Дядюшка Джонс сказал, что памфлет чудесно написан и начал зачитывать отрывки из него. Памфлет назывался «Почему синод выступает против прелатов».

Автор выступал за сторонников пресвитерианской дисциплины в церкви, которая господствует у шотландцев, отрицал тот факт, что только епископы охраняют церковь от раскола и что если их лишить власти, то сразу появятся бесконечные еретические и независимые секты. Он писал, что если они действительно охраняют церковь от раскола, то только потому, что действуют отупляюще на души людей, а это можно сравнить с тем, что паралич охранит человека от дрожи и судорог, боли и ран, и человек перестанет ощущать тепло и холод. Автор заявлял также, что епископы виноваты в восстании ирландцев, потому что они духовно иссушили ирландцев и те стали мстить англичанам за то, что епископы не заботились об их душах.

— Подобный стиль, — заметил Ричард, когда дядюшка Джонс прочитал несколько выдержек, — более поэтичен и красив, чем стиль других авторов, мне кажется, что автор напоминает искусного ювелира, пытающегося изготовить орудия, но не может удержаться и украшает затейливой чеканкой обычные орудия войны.

— Все равно, — заметил дядюшка Джонс, — если из этого оружия выпустить пулю, то она убьет противника. Почитай и посмотри, какие дыры он пробивает в рассуждениях архиепископа Эндрюса и архиепископа Ашера из Армага. Тот, кто попытается спорить с этим молодым человеком, — ведь он еще молод, — сразу увидит, что преуспеть в этом трудно.

Ричард взял брошюру, прочитал несколько отрывков и кивнул в знак согласия. Затем поблагодарил дядюшку и сказал, что посмотрит написанное вечером. Но викарий Пори, увидевший краешком глаза имя автора, воскликнул:

— Клянусь Богом, я знаю это имя почти также хорошо, как и мое собственное. Мы с автором вместе учились в школе святого Павла, а затем в Кембридже в Крайст-колледж. Там мы жили в одной комнате и прошли весь курс обучения вместе, а затем тоже вместе отправились в университет в Оксфорд, чтобы получить ученую степень. С тех пор наши дороги разошлись. Могу поспорить на двадцать фунтов против сломанного фартинга, [30] Самая мелкая английская монета, равная 1/4 пенни, изъята из обращения в 1968 г. что это тот самый человек — Джон Мильтон!

Дядюшка Джонс захотел выслушать информацию, которой обладал викарий Пори в отношении Джона Мильтона. Но отец Пори не желал дальше распространяться на эту тему, сказал только, что в течение пятнадцати лет практически с юношества до периода возмужания они поддерживали дружеские отношения и никогда не ссорились, но, однако же, никогда не были излишне откровенными между собой, расстались с легким сердцем и не переписывались. Викарий не искал встречи с господином Мильтоном, жившим в Лондоне, хотя его дом находился в четырех или пяти улицах от его собственного. Однажды они случайно встретились на улице и просто поприветствовали друг друга.

Господин Пори сказал, что скорее всего привязанности между ними не было и поэтому не счел себя вправе разглагольствовать о господине Мильтоне, хотя он готов ответить на все вопросы.

— Скажите, — спросил дядюшка Джонс, — действительно ли он обладает удивительной эрудицией, как он здесь об этом пишет, или он просто «бумажный червь»?

— Он постоянно читает книги, занимается музыкой и фехтованием, участвует в диспутах. Даже когда ему было всего семь лет, он предпочитал читать, а не играть в шары или во что-нибудь еще. В колледже он с огромным удовольствием перечитал всю библиотеку, так кошка пьет молоко. Лишь шелест переворачиваемых страниц слышался — книги на греческом, датском, испанском, иврите, французском — казалось, что он вкушает небесный нектар!

Дядюшка его спросил:

— Вам приходилось читать его стихи? Он пишет в предисловии ко второй части памфлета, что предпочитает серьезную и умную поэзию и что давно задумал поэму на английском, чтобы принести славу нашему острову. Он мечтает написать что-то воистину прекрасное, чтобы люди всегда его помнили. Но ему кажется, что в наши неспокойные времена было бы трусостью не поднять вопрос о Боге и церкви, чтобы противостоять нападкам врагов. Поэтому ему сейчас придется оставить свое прекрасное уединение и погрузиться в бурное и шумное море споров, а когда бурное путешествие будет закончено и наша страна снова освободиться от «гнета прелатов, ибо под их тиранией ни один свободный, яркий ум не может расцветать», тогда он снова вернется в объятия своей Музы.

— В этом весь Мильтон, — ответил викарий Пори. — Мне довелось читать мало его стихов. Я помню две поэмы на латыни, которые он опубликовал, еще будучи в университете. {31} 31 …две поэмы на латыни, которые он опубликовал, еще будучи в университете. — В 1626 г., когда Мильтон стал всерьез заниматься поэзией, он писал, в подавляющем большинстве, стихи «на случай» — латинские элегии и латинские стихотворения «На смерть» почтенных лиц, которых он знал по университету. Одна была элегией, в которой автор грустил о смерти доктора Эндрюса, епископа Винчестера, вторая была посвящена смерти доктора Фелтона, епископа Или. В те дни Джон был убежденным сторонником прелатистов. Если мне не изменяет память, он писал о том, как они прогуливаются «в арийских полях в белоснежном стихаре и золотых сандалиях». И я еще помню красивые стихи о Пороховом заговоре, {32} 32 Пороховой заговор — 5 ноября 1605 г. в день открытия заседания парламента Ги Фокс решил взорвать палату лордов, тем самым свергнуть Якова I и его окружение. Один из заговорщиков проговорился своему родственнику-католику, члену парламента лорду Монтиглу. Заговор был раскрыт, Ги Фокс арестован. С тех пор заведена традиция: перед началом заседания парламента проверять подвальные помещения Уайтхолла — на предмет пороховых бочек. о том, как Гай Фокс и его друзья-заговорщики, которых соблазнил сам Сатана, вознамерились покончить с королем. Было весьма неприятно читать описание географических мест, где затевался этот заговор. Если мне не изменяет память, поэма напоминает произведения Гийома дю Батраса. Я читал две его поэмы на английском и еще какие-то пустячки.

— Что это были за стихи? — продолжал расспросы дядюшка Джонс.

— Первую поэму он мне сам показал, — медленно сказал господин Пори. — Это была Ода, посвященная утру рождения Христа. Мне кажется, что Мильтон ждал, что я упаду перед ним на колени, ведь он снизошел до того, что позволил мне первому ее прочитать — в последней строке еще не высохли чернила. Поэма была написана весьма гладко. Мне она показалась вариацией веселых рассказов француза Франсуа Рабле, у которого великан-людоед заплакал огромными, как теннисные мячи слезами, когда услышал о рождении нашего Спасителя. Джон изучил все древние легенды и старинные иудейские религиозные книги, чтобы найти там подтверждение того, что ветхозаветные мрачные боги проливали слезы. Но Джон над ними не смеялся, как это делал сумасшедший Рабле. Я ему прямо сказал: «Джон, тебе удалось выправить замысел Рабле», но он рассвирепел, я испугался, что он сделает из меня котлету. Но обычно мы не ссорились, мне пришлось перед ним извиниться и сказать, что я совсем не хотел его обидеть и что я не могу быть объективным судьей поэзии. Он меня простил, но отметил, что «Рабле удалось украсть у меня оригинальную идею, потому что ему повезло — он родился раньше меня, но он испортил все своими грязными французскими добавлениями к измышлениями, но меня это абсолютно не волнует. Рабле для меня ничего не значит, я его презираю и не желаю, чтобы вы мне напоминали о нем».