Александр Волков - Два брата (др. ред.)

Илья и Акинфий дрались рядом. Охраняя один другого, они кололи штыками, молотили прикладами, а иногда просто били кулаками по разгоряченным багровым лицам шведов, и после таких ударов противники валились с ног, а русские богатыри стряхивали кровь с разбитых пальцев.

Поручик Торпаков, стройный, ловкий, работал шпагой, как на уроке фехтования. Поразив врага, он отскакивал, вертелся волчком, и усы его топорщились, как у рассерженного кота. Солдаты оберегали своего командира от штыковых ударов.

Шведы, не считаясь с потерями, ломили стеной. На Илью и Акинфия разом навалился десяток врагов. Здоровенный ветеран, побывавший во многих битвах, внезапно появился перед Марковым, а тот никак не мог вытащить штык, застрявший в теле поверженного офицера.

Швед поднял пистолет, но не успел спустить курка, как перед ним точно из-под земли вырос Акинфий. Раздался выстрел. Пуля пробила грудь Куликова, но кряжистый старик еще успел взмахнуть прикладом, и ветеран рухнул с раздробленным черепом. Когда Илья наконец освободил штык, Акинфий уже медленно опускался наземь.

— Батя!

Отчаянный вопль Маркова заглушил гром боя.

Старик попытался приподняться, но жизнь оставляла его. Он упал навзничь.

— Батя!..

Ответа не было.

Дикая, нечеловеческая ярость охватила Илью. Силы его точно удесятерились. С ревом бросился он на врагов, не щадя себя, не помня о своих ранах. Штыком работать было некогда, приклад расщепился о крепкие головы шведов… Марков схватил пушечный банник [111] Банник — щетка на крепком древке, которой прочищали ствол орудия. и крушил им направо и налево. Враги падали под ударами свирепого бойца, как трава под косой косаря.

Воодушевленные примером товарища, русские солдаты усилили натиск. Шведы заколебались. Вот они уже вне редута. Они побежали.

Торпаков, чудом уцелевший в свалке, бросился к пушкам. Они молчали: артиллеристы почти все были убиты или ранены в схватке с врагом.

Но тут у батареи появился солдат с лицом, закопченным пороховым дымом и залитым кровью, в мундире, порванном штыковыми ударами.

— За батю! — Со сноровкой, приобретенной в Астрахани, Илья зарядил пушку, поднес к затравке еще тлевший фитиль.

Немногие уцелевшие пушкари тоже бросились к орудиям, им принялись помогать пехотинцы.

Редут ожил, опоясался дымом выстрелов. На отступавших шведов посыпались ядра, увеличивая смятение в их рядах.

Другие редуты тоже удалось отстоять. Позднее выяснилось, что в самом начале шведской атаки первым залпом русской артиллерии были насмерть поражены два шведских генерала. Редуты сначала задержали врага, а потом разрезали его строй на части.

Когда шведы отошли и у редутов наступило сравнительное затишье, Илья пустился разыскивать Акинфия. Тот лежал как мертвый. Марков, рыдая, приник к телу друга. Старик очнулся, открыл глаза.

— Илюша, сынок… Жив ты… а я вот…

— Батя, батя! Я тебя к лекарю снесу.

— Не поможет, Илюша… Шведов бей… а боярам не поддавай…

Кровавая пена заклубилась на губах Акинфия, и он замолк навсегда.

Бой продолжался. Из-за редутов на всем скаку вылетела кавалерия Меншикова, а между пехотными колоннами Левенгаупта выдвинулась шведская конница. Русские и шведские драгуны рубились, в свете наступившего утра. Всадники перескакивали через людские и лошадиные трупы, раненые лошади носились по полю, увеличивая сумятицу. Было около четырех часов утра, солнце ярко освещало поле битвы.

Царь Петр готовил к бою главные силы. Он понимал, что дело, затеянное Меншиковым со шведами, — только простая авангардная стычка, которая не может решить исход битвы. Он то и дело посылал к Меншикову ординарцев с приказом отступать. Но тот увлекся. Ему казалось, что осталось сделать еще несколько усилий — и враг побежит. Разгоряченный боем, пересевший уже на третью лошадь (две были под ним убиты), Меншиков требовал от царя подкреплений.

Петр яростно дергал себя за порыжевший, прокуренный ус.

— Скажите Данилычу, что он портит мне дело своим безумным упрямством! Не там будет выиграна победа! Ежели даже мы сейчас Карла отбросим, он уйдет со всеми своими силами. А нам надо заманить шведа за редуты и так с ним рассчитаться, чтобы ни одного врага не осталось на русской земле!

Зарвавшийся Меншиков ставил свои полки в опасное положение; достаточно было русской коннице смешаться, отступить, и шведы погнались бы за ней по пятам, ворвались бы в расположение пехоты. Русская и шведская кавалерия смяла бы пехотные полки Петра, и весь план боя был бы нарушен. Но русские драгуны держались стойко. Единственно, чего удалось добиться шведам, — это взять два недостроенных продольных редута, оставленных нашими войсками. Остальные редуты стояли перед наступающей шведской армией неодолимо: новшество царя Петра — расположение редутов не сплошной линией, а с промежутками между ними — вполне себя оправдывало.

Шведы решили обойти русские редуты с севера. Они отошли от укреплений и плотнее сдвинули ряды, чтобы пройти узким местом между редутами и Будищевским лесом. Меншиков разгадал этот маневр и, передвинув свои полки тоже к северу, закрыл проход.

Бой разгорелся с новой силой. Драгуны Меншикова лавиной врезались в шведские ряды; круша и ломая все на своем пути, они захватили четырнадцать шведских знамен. В сутолоке боя шесть батальонов шведской пехоты и несколько эскадронов конницы были отрезаны от главных сил Левенгаупта и Крейца, потеряли с ними связь, уклонились вправо и укрылись в Яковецком лесу. Командовали ими генералы Росс и Шлиппенбах.

Главные шведские силы продолжали свое движение левее редутов, но им приходилось преодолевать упорнейшее сопротивление русской конницы.

Меншиков, довольный достигнутым успехом, послал к царю захваченные знамена и снова требовал подкреплений.

Царь рассвирепел:

— Упрямец! Своим безумством баталию под корень рубит!

Но в эту минуту Петр узнал, что часть шведского войска отбилась от главной армии и засела в Яковецком лесу. Он просиял:

— Как раз Данилычу работа!

Он тут же послал Меншикову приказ разгромить Росса и Шлиппенбаха и дал ему пять батальонов пехоты и пять драгунских полков. Свою новую задачу Меншиков выполнил отлично. Он атаковал шведский отряд, Шлиппенбаха принудил к сдаче. Россу с частью сил удалось пробиться к Полтаве, но там беглецов настигли и взяли в плен. Сам Росс успел сбежать.

В одно время с новым приказом Меншикову царь повелел отвести конницу и стать так, «чтобы гора у нее во фланге, а не назади была, дабы неприятель не мог нашу кавалерию под гору утеснить».

Путь шведам был расчищен. Шведы возомнили, что это их натиск заставил отступить русские войска, и безрассудно двинулись вперед — туда, куда и хотел заманить их русский царь.